Каждое мгновение!

И Коршак, и Бронниковы напрасно предполагали, что «Ворошиловск» ждет их возвращения с Сомовского, чтобы вывезти оставшихся там сезонников. Первоначально предполагалось так — вывезти их на «Ворошиловске», но затем подвернулся совсем неожиданный, случайный самолет, и они улетели. Осталась лишь Ольга. «Ворошиловск» поджидал не сезонников, а время, когда нужно выйти на проводку каравана. Стоппен задержал выборку якоря лишь на час или два — не больше, принимая пассажиров и груз. А теперь «Ворошиловск», огибая крупные еще, правда, не ставшие намертво ледяные поля и чуть прибирая ход в дробленом льду, шел на встречу с караваном, и теперь уже всем проходом к чистой воде на юге, всей стратегией прохода этого и сохранностью каравана ведал капитан «Ворошиловска» — Дмитрий Николаевич Стоппен. По мере того, как караван, который до встречи с «Ворошиловском» вел теплоход «Ленкорань», спускался на зюйд, к нему присоединялись иные суда. Три траулера — крошечная флотилия, совершенно почти не приспособленная для плавания в паковом льду, поджидала караван на пути. И среди этих траулеров был и «Кухтуй». Здесь впервые Стоппен услышал голос капитана «Кухтуя». Стоппен мог бы сказать, что его просьба взять рулевого в Усть-Очёнске выполнена, и что расстояние не всегда вздор. Но Феликс не спросил, испытание предстояло серьезное, а сам Стоппен уже не связывал пребывание Коршака ни с кем.

Двадцать два вымпела — целая флотилия. И флотилия эта состоит из судов с различными мореходными данными. Шеститысячетонная «Ленкорань» и трехсоттонные траулеры с максимальным ходом восемь с половиной узлов! Первой не страшны даже небольшие ледяные поля, а скопление еще подвижного льда замедлит ход траулеров до скорости пешехода. Он представил себе этакого пешехода, идущего от Берингова пролива пешком, словно увидел его с большой высоты — букашка на белой простыне — и у него шевельнулось сердце.

Если не рванет хороший шторм, лед очень быстро станет намертво. И сам «Ворошиловск» не ледокол в полном смысле этого слова, а всего лишь ледокольный теплоход, а значит его только условно можно принять за посудину, способную прокладывать дорогу во льдах. Смотря какой лед. Но если ударит шторм, то в этих широтах он опять же опасен траулерам — тут совсем трудно предвидеть, чем это кончится. Полной уверенности, что он успеет провести караван до чистой воды, у Стоппена уже не было. Он циркулем вымерил, расстояние, принимая в расчет среднюю скорость самого тихоходного судна, а скорость могла оказаться ниже средней.

Потом он позвал к себе в салон стармеха…

— Если вы по поводу этой истории с Коршаком, то поверьте, капитан, я сам сожалею…

— Господи, батенька. Мне бы ваши заботы! Как у нас с топливом?

Стармех пожал своими аккуратными плечами.

— Допиваем… — и он назвал цифру, обозначающую количество израсходованного топлива.

— Солидненько, Вениамин Селиверстыч… Солидненько. Присаживайтесь поближе. Кофейку?

Стоппен сам варил кофе по своему рецепту, оставляя немного гущи от вчерашнего — гуща должна быть влажной и только вчерашней. Не признавал готовой помолки, молол зерна, только что прожаренные, для этого сам возил с собой небольшую ручную мельницу, она работала как детская музыкальная игрушка, была из дуба и представляла собой добротный ящик с выдвижным ящичком внизу. Свежесмолотый кофе он заливал кипятком, добавлял туда чуток соли — с кончика ножа, и — сахару, держал на плитке до появления пены, затем снимал его, добавлял вчерашнюю гущу и вновь дважды, с интервалом в полминуты, доводил до кипения. После этого кофе можно было пить. И когда капитан, сняв форменный френч, под которым носил ввиду начинавшегося остеохондроза свитер, варил свой кофе, стармех сидел молча, прикидывая, для чего все эти расчеты — карты он еще не видел, капитан положил ее в стол, а расчеты лежали сверху, Потом Стоппен принес дымящийся кофе, сразу напомнивший своим запахом дальние страны и кафетерии столичных гостиниц, в которых они бывали оба не раз.

— Вот за кофейком и обсудим. Как у вас со временем? Я не отвлек вас?

— Сейчас вахта второго механика — не фиктивного, а вполне надежного, — все-таки съязвил стармех с невозмутимым видом.

— Ну, ну, батенька, полноте… Вам с сахаром?

Чашечки были миниатюрны, крохотны, китайского фарфора, и ложечки, и сахарница — все от лучших фирм. Больше ничего особенного у капитана не было, только вот этот кофейный сервиз на шесть персон. Теперь оставалось лишь три чашки. Стармех принял чашечку с блюдцем, и они утонули в его огромных лапах металлиста.