— И ради Кира пошла бы, и ради тебя, — спокойно подсказал ему Волк. — И ради меня даже. И уже так ходила. Вспомни! И Степана ей в спутники Баюн выбрал. И отношения в их мире по-другому строятся. И платок этот, Жаруся, правда, утверждает, что это какой-то шарфик, не знаю, ей виднее, она Степану не дарила вовсе, а просто под рукой ничего не было, на голову ему холодное положить. Дурень ты, и я с тобой говорю исключительно из-за того, что она расстроится, когда проснется, а ты уже гордо удалился. Ты бы хоть поговорил с ней для начала, спросил бы… — для Волка это была исключительно длинная тирада. И он облегченно замолчал, когда всё это высказал. А когда повернул голову и посмотрел на Ратко, то обнаружил, что тот решительно развернулся и идет в другую сторону. Волк вздохнул, одним прыжком догнал княжича и спросил:
— А сейчас ты куда?
— В Дуб, — помолчав, тихо, но решительно заявил Ратко. — Ты прав, я сначала поговорю… Может, это всё действительно пустое! Вряд ли… Но, я спрошу!
Волк закатил глаза, про себя высказал ещё одну тираду о молодых идиотах, но припомнив, что с ним самим творилось, когда он думал, что Вьюга предпочла другого, вслух ничего не сказал. Просто подставил спину.
Катерина спала почти сутки. Она проснулась и поняла, что ей очень хочется пить и наоборот. Посетила одно очень нужное место. Напилась воды из кувшина на столе в её комнате и попыталась сообразить, сколько сейчас времени. Глянула в окно.
— Надо же рассвет! Странно. Мы, вроде на рассвете только подлетели в Дубу. А дальше? А дальше Жаруся, Баюн и Сивка… Волк прилетел. Кир на меня не сердится, а Ратко наоборот, интересно только за что? За то, что я его убаюкала, или за то, что не послушалась? Если за первое, я могу понять, и даже прощения попрошу, а если за второе, то он дурак!
За что именно Ратко на неё сердился на самом деле, Катерине и в голову прийти не могло!
— Так, я что, проспала сутки? — Катя осторожно выглянула из своей комнаты. В горнице никого не было видно. Даже Баюн предпочел после возвращения Волка, убраться в свои личные покои и сидеть там, заперев дверь. — Странно, и Котика на печи нет. Надеюсь, Волк его не слопал…
— Нет, не слопал. Баюн не выходит из своей светлицы, а Волк туда зайти не может, — раздался голос Ратко. Княжич сидел у окна, завернувшись в коричневый походный плащ, почти сливаясь с дубовой стеной.
— Здравствуй! — Катерина так обрадовалась, что он с ней заговорил! — Ты уже на меня не сердишься, что я тебя убаюкала? Не сердись, пожалуйста!
Ратко как-то даже растерялся. А потом, помявшись, всё-таки решился. — Я хочу задать тебе один вопрос. Если ты уже выбрала Степана, но хочешь, чтобы я с тебя сопровождал для защиты, то я, то я… Я согласен. Даже так! Ты только мне скажи, что бы я уже не переживал. Я весь день думал! А если не хочешь, и тебя будет сопровождать он, то я просто сейчас же уйду, — он кивнул на дорожный мешок у ног. — Я уже собрался.
— Погоди! Я что-то пропустила, наверное. Проспала, что ли… Ты мне не объяснишь? Я зачем Степана выбрала? В смысле куда? — Катя почти испуганно смотрела на Ратко.
— Ну, как же! Ты с ним так общаешься и платок ему отдала и рядом очень…
— Какой платок? — Катерина проследила взглядом за рукой Ратко, которой он мрачно указал на шарф и вдруг рассмеялась! — Это не платок, это мой несчастный шарф, который свинтус Степан обозвал тряпкой! И я его не отдавала, а положила Степке на голову. От горного дурмана дико болит голова и кружится. Очень неприятно! И он всё за ковер хватался, боялся упасть, ковер-то колышется, так, волнами, поэтому я ему голову себе на колени положила. Так всё же меньше потряхивало. И тряпку сверху, тьфу, то есть шарф, — она потянула шарфик к себе и тут догадалась посмотреть в лицо княжича. — Что ты так смотришь? Ты что, уже решил, что я со Степаном?? Да ладно! Как тебе в голову пришло??? Ерунда какая-то! Ратко, я тебе торжественно обещаю, что если мне кто-то понравится… Эээ, понравится больше тебя, то я тебе скажу. Что бы ты себе ничего не выдумывал и не переживал понапрасну! — она смотрела на стоящего перед ней княжича у которого на лице было сначала удивление, потом облегчение, а потом крайнее смущение и думала, что, пожалуй, с Черномором беседовать проще! Знаешь, что он враг и всё тут. А эти… До чего же сложно понять, что они думают, и чего опасаются, и что на уме!! — Ой, поставь меня на пол, пожалуйста, я же тяжёлая!
Ратко от облегчения мог бы, пожалуй, и Волка поднять, а уж легонькую в его понимании Катерину и подавно! Он так обрадовался, что даже подкинул её в воздух, а поймав и бережно поставив на место, был отправлен немедленно переодеваться из дорожной одежды в обычную.
Катерина быстро зашла в свою комнату и закрыла за собой дверь. — Железные нервы с ними надо! Стальные! Какие там ещё бывают прочные материалы? А титановые! Надо в сумку заложить какую-нибудь грубую ткань, действительно тряпку какую-то. Мало ли ещё что-нибудь такое надо будет сделать, а этот чудак опять разнервничается!
В дверь почти неслышно поскреблись. — Радость моя! Можно?