Кажется Эстер

В темном помещении показывали видео. У меня все еще были холодные руки, Козыра с наклеенной бородой проникла в мужскую баню, завернувшись в полотенца, она и вправду смахивала на хрупкого паренька. Я, все еще на своей войне, мерзла и смотрела, как она подглядывает за потеющими мужчинами, этими другими, для которых она была кем-то из своих, как все, так им казалось, однако она достигла этого только маскировкой, обманом. Словно на подиуме, она победоносно расхаживала в мужской раздевалке по длинному столу, задрапировав грудь и бедра полотенцами, чтобы затем разом их сбросить, всем явив приклеенный пенис, – для меня шок, для нее триумф.

Я не знала, как все это понимать после своих блужданий по гетто, в тоске по другим. Ты же хотела поиграть, нет, не в войну и мир, просто в игру, где ты сыграешь кого-то другого, но она, вон, даже пол поменяла, и вот я отодвинула черную портьеру, на которой большими буквами написано кастинг, и оказалась в комнате. Надо было подписать бумаги, что я принимаю участие в кастинге осознанно и добровольно и готова отвечать на поставленные вопросы, ну и насчет сохранности персональных данных.

Меня провели в другую комнату с множеством шляп, темных очков и косметичек. Я напялила красную шляпу, темные очки, выбрала губную помаду, которую мне тут же захотелось прикарманить, и теперь смотрела на себя в зеркало, я же всегда хотела быть вот такой, смелой и неприступной, даже для самой себя. Потом начался кастинг. Мне стали задавать вопросы, например, как я себя чувствую в сауне среди мужчин, это притом, что я еще ни разу в мужской бане не была, даже в общей для мужчин и женщин, хотя постоянно чувствую себя именно как в мужской бане, закутавшись в свой немецкий язык, все думают, будто я своя, а я совсем не своя, даже не местная. Я отвечала сбивчиво и невпопад, оператор, в точности придерживаясь задания, твердо зная, что к чему и зачем, явно нервничал, и только постепенно я поняла, что должна играть Катажину и отвечать на вопросы так, как ответила бы она. Опять мне не удалось вжиться в чужую роль.

Я вернулась в гримерную, все еще сжимая в руке губную помаду, мой трофей, мой джокер в этой игре, еще никогда в жизни мне ничто так не шло, весь этот обман-маскарад, может, все дело в освещении или в этой темноте, и я думала, что такие находки случаются, только когда входишь в чью-то совсем чужую игру. Помада так и подбивала на воровство, я уже в который раз ее припрятывала, но снова вынимала, мне так хотелось ее прихватить, но решиться на кражу недоставало духа, передо мной был выбор – либо остаться верной собственному «я», то есть не красть, либо наконец-то выскочить из заданной колеи, совершить что-то, да, украсть, до того я жаждала заполучить эту помаду, которая, вообще-то, никому здесь не нужна, это просто реквизит. Но я так и не смогла, и с чувством, что и в этой игре я проиграла, я положила помаду на стол.