Читаем Кажется Эстер полностью

Когда я снова шла к перекрестку Институтской и Либкнехта, туда, где аптека, улица, фонарь и дом, в котором Озиель умер, а я родилась, я вспоминала, что в нашем доме, как рассказывала мне мама, еще много лет и после войны на дверях виднелись черные номера, во время оккупации там якобы был расквартирован немецкий военный штаб, но соседи говорили, нет, не штаб, это была украинская полиция, и никакими силами номера эти черные, краску эту, вытравить не удавалось. И хотя от тех времен и даже от времен моего детства в доме, обросшем теперь коробками кондиционеров и аквариумами балконного остекления, уже никого не осталось, меня все равно тянуло туда. Когда я уже стояла напротив дома, который могла бы объявить своим, и раздумывала, на каком, втором или третьем, этаже мы жили, когда я родилась, из аптеки вышла старая дама. Она улыбнулась мне, я улыбнулась в ответ, она была вся в белом, в длинном белом пальто, в белых туфлях, и белесая седина в этот мглистый день слегка светилась тихим белым сиянием. Долгую минуту стояли мы рядом на перекрестке, светофоры у нас показывают, сколько секунд осталось до переключения, прошло уже полминуты, а она все еще улыбалась и смотрела на меня так, будто узнала, но уверена, что я ее ни за что не узнаю, и вдруг сказала – или это был укор? – Что-то слишком часто я вас встречаю в последнее время! Я удивленно ответила, что уже много лет здесь не была. Это не имеет никакого значения, сказала она.

Зажегся зеленый. Я была настолько поражена, что застыла на месте и даже не заметила, как дама исчезла. Когда стала озираться, уже снова горел красный, а дамы нигде не было видно, она будто растворилась в воздухе, и я подумала, а она ведь права, что-то слишком часто я сюда возвращаюсь, и то правда, слишком часто.

Благодарности

Благодарю моих родителей, Мирона Петровского и Светлану Петровскую, за доверие – и за то, что столь счастливо удивили меня своим приятием книги, которую я написала для них и о них на языке, которого они не знают.

Больше всех остальных я признательна моему мужу Тобиасу Мюнхмайеру. Ему первому мой отец доверил историю о Кажется Эстер, он адресат и в то же время инициатор этой книги. С самого начала он был мне верной опорой, я благодарю его за самоотверженную и неустанную помощь в нахождении нужных слов, развитии мыслей и в преодолении бытовых забот.

От начала и до конца работы над книгой моим верным спутником в поиске верных выражений оставалась Зиглинда Гайзель. Она бросилась в это предприятие, как в омут, и без ее терпения, восторгов, без ее дружбы эта книга не могла бы состояться.

Мой редактор Катарина Раабе укрепила меня в намерении написать эту книгу. Она внимательно и тактично поддерживала меня на всех стадиях ее создания.

Я признательна всем, кто, зачастую с готовностью и великодушием, выходившими далеко за пределы необходимости, помогал мне в моих разысканиях: Галине Гиле Марцинковской и Анне Гавшиял (Калиш), Анне Пшибышевской-Дрозд, Элю Дж. Райзнеру и Яну Ягельському (The Emanuel Ringelblum Jewish Historical Institute, Варшава), моему дорогому брату Йоханану Петровскому-Штерну (Northwestern University, Чикаго), Аннемари Цирлингер (Санкт-Иоганн), Михаелю Моослехнеру (Флахау), Вольфгангу Шмутцу (мемориал Маутхаузен), Мире Киммельман и ее семье (Ок-Ридж, штат Вашингтон), Розалине и Эшагу Шаулям, которые доказали, что семья – это гораздо больше, чем думаешь. Корнелю Миглюсу, Мацею Гутковскому, Гжегожу Куяве, Михаелю Абрамовичу, Евгении Белорусец, Валентине Мордерер, Ольге Радецкой.

Список иллюстраций

С. 35: Лида (Лидия Синякова). Около 1957. Семейный архив. С. 66: Роза ( Розалия Кржевина). Около 1991. Семейный архив. С. 98: Озиель Кржевин и его ученик. С. 100: Школа Кржевиных для глухонемых. Киев, 1916. Семейный архив. С. 101: Абрам Зильберштейн. С. 114: Граффити в Варшаве. 2012. Фото Кати Петровской. С. 135: Вязальщицы. 1925. Из книги: Seifer Kalisz. Tel-Aviv, 1968. C. 141: Мостовая. Калиш, 2012. Фото Кати Петровской. С. 158: Николаус Бассехес. «Процесс Мертвых душ» (Nikolaus Basseches. Prozess der Toten Seelen). 18. April 1932. Archiv des Auswärtigen Amtes Berlin. С. 166 и 178: Иуда Штерн. С. 170: Процесс против Сергея Васильева и Иуды Штерна – Prozess gegen Sergej Wassiljew und Judas Stern. Vossische Zeitung. 17. April 1932. С. 231: Угол Лютеранской и Меринговской улиц. 25 ноября 1941. Из книги: Малаков Д. Киев 1941–1943. Фотоальбом. Киев, 2000. С. 283: Рассказ узника Гунзкирхена. – Bericht eines Häftlings von Gunskirchen. Archiv der KZ-Gedenkstätte Mauthausen, Bundesministerium für Inneres. Wien.

Послесловие

Существовать в переводе

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
iPhuck 10
iPhuck 10

Порфирий Петрович – литературно-полицейский алгоритм. Он расследует преступления и одновременно пишет об этом детективные романы, зарабатывая средства для Полицейского Управления.Маруха Чо – искусствовед с большими деньгами и баба с яйцами по официальному гендеру. Ее специальность – так называемый «гипс», искусство первой четверти XXI века. Ей нужен помощник для анализа рынка. Им становится взятый в аренду Порфирий.«iPhuck 10» – самый дорогой любовный гаджет на рынке и одновременно самый знаменитый из 244 детективов Порфирия Петровича. Это настоящий шедевр алгоритмической полицейской прозы конца века – энциклопедический роман о будущем любви, искусства и всего остального.#cybersex, #gadgets, #искусственныйИнтеллект, #современноеИскусство, #детектив, #genderStudies, #триллер, #кудаВсеКатится, #содержитНецензурнуюБрань, #makinMovies, #тыПолюбитьЗаставилаСебяЧтобыПлеснутьМнеВДушуЧернымЯдом, #résistanceСодержится ненормативная лексика

Виктор Олегович Пелевин

Современная русская и зарубежная проза