Казнь королевы Анны

– Все кончено, – сказала она неестественно спокойно и отчетливо. – Я ее не увижу… я одна и свободна, и начну бродить вокруг ее могилы, выпрашивая милостыню. Меня сочтут помешанной, но я не рассержусь: люди не могут знать, что судьба отняла у меня все, что привязывало меня к этой печальной жизни.

Нортумберленд сел в кресло: он чувствовал, что силы изменяют ему.

– Я надеюсь, – сказал он, – что вы еще одумаетесь и откажетесь сами от этого намерения. Вы вспомните безропотную покорность королевы и ее мужество в самые тяжелые минуты; вы вспомните ее последнее желание и отправитесь, разумеется, к принцессе, ее дочери, чтобы лично вручить ей обручальное кольцо ее покойной матери.

Элиа не промолвила ни слова, голова ее низко опустилась на грудь, и на бледных щеках загорелся румянец смущения и волнения.

– Элиа! – продолжал с той же кротостью Перси. – Святой апостол Павел вменяет нам в обязанность не плакать об умерших, так как мы разлучаемся с ними только на время; вы, вероятно, слышали не раз эти слова на похоронах?

– Нет! Мне не приходилось никого хоронить! – отвечала она отрывисто и резко.

– Верю вам, – сказал Перси. – Но вы слышали просьбу той, которую считали своей матерью?

– Извините, милорд, но я еще не знаю, как распоряжусь своим будущим.

– Принцесса, вероятно, предложит вам остаться у нее?

– Я откажусь от этого предложения, милорд, – возразила она с такой поспешностью, что Перси посмотрел на нее с изумлением.

– Что же вы будете делать? – произнес он задумчиво.

– То же, что и все безродные, бесприютные люди, брошенные на произвол судьбы. Никто не скажет вам, кто они и откуда. Для них не существует ни крова, ни семьи, ни родных, ни отечества!

– Несчастное дитя! – сказал Нортумберленд. – Волнение и горе затмили ваш разум.

– Нет, милорд! К несчастью, я совершенно в здравом уме и понимаю всю безысходность своего положения. О, если бы королева могла слышать меня! Милорд, будьте добры и дайте мне обнять ее в последний раз.

– Нет, решительно нет, моя бедная Элиа! Мы не имеем права тревожить усопших!

– Усопших! – повторила Элиа. – Да, душа ее теперь у престола Всевышнего!

На крыльце между тем послышались шаги нескольких человек. Элиа задрожала и обратила к Перси умоляющий взгляд.

– Они пришли за ней! – воскликнула она с невыразимым ужасом.

– Не тревожьтесь, дитя: смерть – наш общий удел! – сказал Нортумберленд, стараясь успокоить девушку, хотя душа его разрывалась на части и сердце замирало от предчувствия великого несчастья.

Дверь тихо открылась, и в комнату вошли, но не носильщики, которых ожидала с таким трепетом Элиа, а один из дворян свиты его величества и несколько вооруженных йоменов.

Дворянин подошел прямо к графу.

– Я имею, конечно, честь видеть лорда Перси, графа Нортумберленда, – произнес он почтительно.

– Да, вы не ошибаетесь.

– В таком случае, милорд, позвольте вам сказать, что повелитель мой просит ваше сиятельство ехать к нему немедленно.

– Как? Король! – произнес с изумлением Перси.

– Да, – сказал дворянин.

– Я, конечно, исполню волю его величества, но хочу сперва проводить в Питерборо останки королевы.

– Мне очень жаль, милорд, но в приказе не сказано ни слова об отсрочке.

– Вам, значит, поручили арестовать меня?

– О нет, ваше сиятельство, так как вы, разумеется, не откажетесь выполнить желание короля!

– Зачем я понадобился королю? – спросил Нортумберленд, и лицо его вспыхнуло от гнева. – Стража, сопровождающая вас, доказывает, что король не приглашает меня, а приказывает явиться.

– Мне неизвестны мысли моего повелителя, – отвечал дворянин, – но говорю искренне, что мне было бы больно противоречить вам.

– Я последую за вами, – сказал спокойно Перси. – Велите страже уйти из этой комнаты.

Посланный короля почтительно поклонился и вышел с йоменами.

Нортумберленд прошелся несколько раз по комнате – он был сильно взволнован.

«Зачем он меня требует? – думал он. – Кто мог ему сказать, что я в Кимблтоне? Шпионов, вероятно, у него немало! К чему, впрочем, доискиваться до причин? Мне нечего бояться, я равнодушен к жизни! Я исполнил свое заветное желание: королева скончалась, простив Анну Болейн! Я взгляну теперь смело в глаза всякой опасности и даже самой смерти, если Генрих восьмой вздумает казнить меня за поездку в Кимблтон без его разрешения».

Но не прошло и минуты, как лицо лорда Перси приняло выражение глубокого спокойствия: покорность воле Божьей охраняла его от житейских бурь. Он выпрямился и подошел к Элиа, молившейся у гроба.

– Мне жаль оставлять вас в таком положении, – сказал он дружелюбно, – но знаете, Элиа, что есть много людей, сердца которых были разбиты в самом расцвете молодости. Помните, что я всегда буду относиться к вам сочувственно. Что бы ни случилось, обращайтесь ко мне: я сделаю для вас все от меня зависящее.