Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Чрез несколько дней я нарочно с ним завел разговор о польских делах и сказал ему, что я знаю некоторых, которые точно защищают сторону поляков, на что он мне сказал сими словами: Вы, батюшка, ничего не знаете, спросите лучше старика, сказал он, указывая на себя, так он вам лучше скажет, причем он вынул письмо и, показывая подпись латинскими литерами Бекендорф, спросил, знаете ли руку, на что я ему сказал, что никогда руки его не видывал, причем он мне осмелился сказать, что Бекендорф защищает сторону поляков, чему я никак не поверил и счел сие за один фарс его; в сей раз сказывал он мне, что война польская есть действие тайных обществ, существующих в России, коими начальствуют многие вельможи и держат сторону поляков, и сказал притом, что в России будет то же, что в Польше. Распространяясь далее о сем предмете, он говорил, что ныне правительству невозможно открыть общества, ибо у них все шпионы подкуплены; нам, прибавил он, денежки-то только и нужны, и что главное, что весьма трудно быть приняту в какое-либо тайное общество; и что без того не принимают, пока не представишь несколько человек, готовых с ним действовать, дабы тем, сказал он, отнять возможность открыть правительству; на что я смеючись ему сказал, вы верно сами член, он сказал „да, ну подите же докажите сами и будете в яме".

После долго я его не видел, и увидевшись с ним однажды у подъезда, он сказал мне, продайте мне лошадей ваших, я отвечал — купите; он, помолчав, сказал, а что, забыли об том, что говорили? Я ему сказал, что очень помню, и так разговаривая, пошли мы со двора, а лошади поехали за мною. И он без всякого предисловия сказал мне: если у вас есть человек десяток верных людей, да тысяч пять свободных, то я вам доставлю случай быть в обществе. Я начал его расспрашивать, но он ничего не сказал, как только то, что общества собираются по ярмаркам, где и можно вступить в оное. Сей разговор был тогда, уже как я начал действовать, но г-ну Розе не объявлял, боясь, чтобы он не обманул меня, а предпринимал уже свой план» (С, ч. 2, л. 8 — 10 об.).

Был ли этот разговор в действительности или Сунгуров измыслил его, чтобы «перевести стрелки» на Розе? И если был, то вел ли его Розе от имени Муханова, или то была его личная инициатива? Лавры Шервуда не давали покоя, наверное, многим. А если Розе вовсе не был посредником, то как нашли друг друга московский обер-полицеймейстер и некий губернский секретарь? Всего этого мы, скорее всего, никогда не узнаем. Разговор, возможно, вымышлен, здесь присутствуют явные нелепости — Бекендорф, да еще латинскими литерами, аристократические общества, которые собираются по ярмаркам… (кто это придумал — Розе или Сунгуров?), но все равно текст «слеплен» из материала того времени, его привычек, поговорок и ярко передает атмосферу страха и недомолвок, игры в кошки-мышки. Один, «помолчав», осторожно нащупывает возможный ход опасного разговора, другой отвечает ему «смеючись». Все это передано, по-моему, хоть и коряво, но талантливо. Если этого и не было в данном случае, то такое, безусловно, бывало.

Однако кажется вполне вероятным, что в начале 1831 г. Сунгуров действительно получил некое предложение, которое его заинтересовало, и наметил собственный план действий. Тогда-то хозяин «собственного дома на Кузнецком мосту», человек на самом деле несветский («не люблю, коль я знаком»), отнюдь не имеющий «ста друзей», заводит у себя обеды и вист. Он начинает с приглашения студентов университета. Пользуясь сведениями и посредничеством Гурова, старается приглашать тех, кто отличился дерзкими мыслями и поступками (так был выбран Костенецкий, зачинщик истории с Маловым). Затем старые связи того же Гурова в военной среде приводят к знакомству с польскими офицерами.

И тем и другим Сунгуров и Гуров «проговариваются» о своей причастности к обществу («остатку от общества 1825 года»). На настойчивые расспросы — о целях, сроках выступления, участниках — приятели ответить не в состоянии. Гуров кивает на Сунгурова, тому, по его собственным словам, приходится отделываться шутками. Иногда же он пускается в откровенную хлестаковщину (тоже способ уйти от конкретных ответов). В тайном обществе, сказал как-то Сунгуров, «участвуют будто губернаторы, генералы и знатные дворяне, что в нем готово денег до 50 миллионов», что подобные общества есть в Петербурге, Ярославле, Казани и Туле, и что «для узнания всех членов общества должно дилижансы разослать во всю Россию», и что «если кого иногда и сошлют в Сибирь, то там-то можно будет еще лучше действовать, ибо там многие сотни находятся, которые готовы будут восстать и что может быть восстание прежде всех еще последует в Сибири» (А, л. 19, 26–27).