Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Такие данные можно почерпнуть и из источников личного происхождения: дневников, мемуаров, писем. Однако и в них такие факты встречаются чрезвычайно редко. В России эти источники в основном были созданы одним сословием — дворянством. По крайней мере, в архивах сохранились именно свидетельства привилегированной части общества. Тем ценнее для нас дневники Петра Васильевича Медведева — человека из иной социальной среды. «Рожденный в крестьянском быту», московский мещанин, вышедший в московские купцы 3-й гильдии, он оставил интереснейшие дневники за 1854–1863 гг. Его «Памятная книга», судя по записям в листе использования документа, хорошо известна историкам. Была она и предметом источниковедческого анализа, проведенного А. А. Преображенским74Е Однако информация, изредка извлекаемая из этого источника, использовалась лишь для исторических штудий по социально-политическим вопросам. Богатейшие данные, характеризующие его религиозно-нравственные переживания и всю сферу частной жизни, остались невостребованными.

Благодаря этим дневникам у историка появляется великолепная возможность услышать голос человека из толщи средних слоев собственно городских сословий — купцов и мещан. Тех слоев, которые почти до конца XIX в. могут быть отнесены к безмолвствующему большинству. И голос весьма необычный, выделяющийся из общего хора. Впрочем, тут возникает вопрос: был ли этот голос гласом вопиющего в пустыне или же он нам только кажется таковым? И мы, люди конца XX столетия, все еще пребываем в плену ложных представлений и стереотипов о сексуальной жизни наших не столь уж и далеких предков.

В дневниках П. В. Медведева имеют место многочисленные размышления о самых разных сторонах секса: роли интимных отношений в супружеской жизни, самоценности чувственных переживаний, отношении к телу как к источнику наслаждений, эротике и супружеской любви. Он касается и различных аспектов собственной девиантности, а также сексуальных девиаций своих родных и знакомых: адюльтера, инцеста, проституции, мастурбации, гомосексуальности. Следует пояснить, что понятие «девиантность» употребляется в статье в широком смысле — как отклоняющееся, нестандартное поведение, в то время как сексологи и психологи под сексуальными девиациями обычно понимают такие индивидуальные отклонения, которые не принимают характера перверсии.

Для того чтобы попытаться понять восприятие нашим героем сексуальных радостей жизни и, шире, место секса в картине мира московского купца середины XIX в., необходимо хотя бы в общих чертах реконструировать его социально-психологический облик. Медведев — человек переходной эпохи от традиционного к модернизированному обществу. Он не получил, как и большинство людей его социального положения, систематического образования: «Учился грамоте, читать-писать, на столько, как бы можно было жить для насущного куска»742. Чтение книг и прогулки по окрестностям Москвы были его любимыми занятиями. Хотя он скептически относился к «прогрессистам», ратующим за некий абстрактный и малопонятный для него общественный прогресс, он был человеком, чувствующим величие перемен, современником которых ему довелось стать. По своим политическим настроениям — убежденный монархист, русский патриот, впитавший в себя идеи православия, самодержавия, народности. Поэтому так радовали его всякие проявления «русского духа», особенно в сфере храмового строительства и иконописания743.

Его патриотизм, переходящий порой в национализм, но все же не соскальзывавший в шовинизм, был ответом на вызов времени. Выходец из крестьянства, он чувствовал глубокий раскол и недоверие между образованной верхушкой общества и массой, по его выражению, «черного люда». Не случайно ему оказались наиболее близки славянофилы. Подтверждения этой близости можно обнаружить непосредственно, в частности в записи о смерти С. Т. Аксакова. Но еще более свидетельств схожести мироощущений мемуариста и славянофилов имплицитно присутствует на страницах его дневников. Медведев полагал, что только на путях обращения к национальным истокам возможно преодоление пропасти между дворянством и «простонародьем». С чувством глубокого эмоционального подъема он встретил известие об отмене крепостного права: «И как встал с постели, неумывшись, в ночном белье даже по ошибке наизнанку надетым, надел одне калоши без сапог, на плеча по сорочки набросил шубу, схватил картус, побежал в церковь»744. Его монархизм отнюдь не мешал ему критически отнестись к личности Петра I или к действиям правительства и придворных Александра II. Медведев в целом позитивно оценил и новое положение о городском самоуправлении, расширявшем компетенцию выборных органов власти. У него нашли поддержку и требования гласности. Он искренне негодовал на произвол полиции и военного генерал-губернатора Москвы графа А. А. Закревского, ратуя за защиту прав и свобод граждан законом.