Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. Антология

Генерал де Голль исходил из другой концепции национальных интересов и воинской чести. Считая, как он позднее написал в своих мемуарах, что Франции, «подобно сказочной принцессе или мадонне на старинных фресках, уготована необычная судьба», «что Франция, лишенная величия, перестает быть Францией»803, де Голль не допускал и мысли о капитуляции перед Германией. В момент величайшего триумфа немецкой армии он понял, что поражение Франции — лишь эпизод в войне, которая должна закончиться разгромом Германии, и построил на этой предпосылке всю свою деятельность. В речи 18 июня де Голль впервые сказал и потом не раз повторял, что, хотя Франция разбита и сама не может освободиться, она все же имеет основание надеяться, что к ней на помощь придут союзники, в первую очередь Англия, а «может быть, еще и другие»804: США и — кто знает? — даже СССР805.

18 июня де Голль говорил лишь от своего собственного имени и прямо обращался только к французским солдатам, офицерам, инженерам и рабочим военной промышленности, оказавшимся в Англии, но его речь имела и более широкий смысл, так как по существу призывала всех французов продолжать войну против Германии.

Особенно важное значение впоследствии приобрела сказанная де Голлем фраза: «Пламя французского сопротивления не должно погаснуть и не погаснет». Под словом «сопротивление» де Голль тогда подразумевал сопротивление французских колоний атакам Германии и Италии, но, произнеся это слово, он, сам того еще не зная, дал название будущему движению Сопротивления.

Среди хаоса и смятения, царивших тогда во Франции, мало кто услышал краткую речь де Голля и тем более обратил на нее внимание.

Из ответов участников Сопротивления на вопросы французского Комитета по истории Второй мировой войны, проводившего специальное исследование на эту тему, явствует, что большинство из них не слышало выступления генерала де Голля по Би-би-си под названием «Призыв 18 июня»806. Центральная французская пресса не откликнулась на речь де Голля. Ее опубликовала только одна местная газета в Марселе. Кроме того, еще две марсельские газеты и одна газета в Лионе напечатали выдержки из речи де Голля или ее краткое изложение807.

Тем, кто прочел или услышал речь 18 июня 1940 г., она могла показаться лишь одним из бесчисленных и не очень важных эпизодов гигантской войны. Только в свете последующих событий она обрела исторический смысл, и ее стали воспринимать как историческое событие.

Для того чтобы какой-то факт — отдельный «казус» — превратился в «историческое событие», то есть приобрел исторический смысл и закрепился в памяти, нужны по крайней мере два условия: такой факт должен быть связан с крупными событиями, повлиявшими на жизнь нации, и он должен стать известным. При этом совершенно не обязательно, чтобы факт был известен точно и полностью. Напротив, в исторической памяти обычно остаются не сами факты, а более или менее верное представление о них; мысленный образ. Часто факты обрастают легендами, им приписывают значение, которого они не имели, они превращаются в миф или в символ и в таком виде входят в историю.

Речь де Голля 18 июня 1940 г. может служить примером превращения исторического «казуса» в историческое событие, а затем и в символ, сохранившийся в памяти современников и последующих поколений.

Первоначально внимание подавляющего большинства французов было обращено вовсе не к безвестному эмигранту де Голлю, а к главе их собственного правительства — маршалу Петэну, который прекратил военные действия, взял в свои руки всю полноту власти и создал во Франции авторитарный режим фашистского типа, известный под названием «режим Виши». В своих многочисленных радиовыступлениях Петэн внушал французам, что разгром Франции «был лишь отражением в военной области слабостей и пороков прежнего политического режима». По его мнению, до войны французов охватил «дух наслаждения»; они стремились к легкой и сладкой жизни, не хотели много работать, соблюдать дисциплину и поэтому были разбиты. Нужно извлечь уроки из поражения, признать ошибки республики и демократии, вернуться к «античным добродетелям, свойственным сильным народам», то есть повиноваться власти, соблюдать социальную иерархию, уважать церковь, неустанно трудиться808.