Кельты. Мифология, сформировавшая наше сознание

Но почему Эвнисиен поступает именно так? Это еще одна большая загадка. Он полон противоречий. С одной стороны, есть предположение, что Эвнисиен — портрет средневекового социопата, поскольку увечье лошадей Матолуха и убийство Гверна абсурдны и, по сути, ничем не мотивированы. С другой, безумную ярость при известии, что сестру выдали замуж без его ведома, можно принять за намек на его неестественное влечение к ней. (Драматург, поэт и политический деятель Сондерс Льюис развил эту версию в пьесе 1975 года «Бранвен», написанной на валлийском языке.) И все же здесь есть парадокс: хотя у нас явно недостаточно информации, чтобы судить о мотивах Эвнисиена, он единственный персонаж во всех «Четырех ветвях Мабиноги», мысли которого нам сообщают, причем дважды. Прежде чем убить Гверна, он думает: «Клянусь небом, я сейчас совершу убийство». Такого рода описание невысказанных мыслей крайне редко встречается в средневековой литературе той эпохи, когда были написаны «Четыре ветви Мабиноги», — характер героя обычно показывают через диалоги. Так же редко можно найти в текстах описания выражений лиц, но здесь мы читаем про «свирепый, злой взгляд» Эвнисиена, которым тот смотрит на колонный зал, построенный ирландцами для коронации Гверна. Иными словами, нам дают намеки на внутреннюю жизнь персонажа, и это один из элементов, делающих Эвнисиена столь запоминающимся. Я считаю, в его образе представлен радикальный противник любых союзов между его родным островом и Ирландией. Изувеченных им лошадей — тревожно напоминающих о террористических «ножевых атаках», потрясших западный мир, — можно рассматривать не как проявление ревности, а как стремление совершить нечто ужасное, чтобы побудить Матолуха отвергнуть Бранвен и тем самым разрушить союз между двумя островами. В последнем он почти преуспел. Убийство Гверна — это и террористический акт, и попытка предотвратить зарождение британско-ирландской династии. Эвнисиен, безусловно, патриот. Когда разразилась война, он был потрясен страданиями своих соотечественников, которые терпят поражение, ибо мертвые ирландцы не желают оставаться мертвыми:

Когда Эвнисиен увидел, сколько полегло воинов Могучего Острова, которых никто не думал оживлять, он воскликнул в сердцах:

— Горе мне! Великую беду я навлек на Могучий Остров! Пусть небо покарает меня, если я не найду достойный выход![35]

Если это патриотизм, автор второй ветви, конечно, не очень высоко его ценит.

В начале главы мы говорили о панкельтизме. Из всех валлийских произведений вторая ветвь «Мабиноги» наиболее тесно связана с Ирландией. Исследователи привыкли считать, что это свидетельствует о близком знакомстве валлийцев со средневековой ирландской литературой. Некоторые темы действительно кажутся заимствованными оттуда: например, убийство в железном доме упоминается в ряде древних ирландских саг. Но современные эксперты считают, что для подобных заимствований не требовалось знать ирландскую литературу, такие истории могли передаваться устно — известно, что задолго до того, как были созданы «Четыре ветви Мабиноги», ученые ирландские монахи нередко проезжали через Уэльс по пути на континент. Показательно, что такие детали не всегда можно назвать действительно совпадающими. Например, ирландское название реки Ллинон, которую британские воины пересекли по спине Брана, вероятно, появилось из названий реальных рек Шаннон (средневековое ирландское Шинанн) и Лиффи (или Лифе). С точки зрения географии подходит только Лиффи. Любопытно, что в этой части текста, похоже, скрыта история другого ирландского топонима. Лиффи протекает через Дублин, чье ирландское название — Балэ-Аха-Клиэх (Baile Átha Cliath), то есть «Поселение около мостков». Имеются в виду специальные плетенные настилы из орешника, которые использовали, чтобы перейти вброд болотистую местность. Когда Бран лег поперек реки Ллинон, ему на спину положили подобные настилы, причем в тексте они обозначены валлийским словом, совпадающим по смыслу с ирландским. Автор не говорит напрямую, но подразумевает, что именно так Дублин получил название Балэ-Аха-Клиэх. Ни в одном другом тексте нет ничего похожего, так что это могло быть попыткой придать повествованию ирландский колорит. Еще один пример — пять беременных женщин, переживших истребление народа Ирландии в пещере. Благодаря им остров вновь был заселен. Примечательно, что их именно пять. В Средние века ирландцы традиционно делили свой остров на «пятины» — четыре великие провинции Мунстер, Коннахт, Ульстер и Лейнстер и провинцию Мит («середина»). Но история, рассказанная во второй ветви, совсем не похожа на местные предания о возникновении «пятин». Видимо, автор (или кто-то из его предшественников) знал только о том, что пять провинций существуют, и сочинил собственную легенду, чтобы выглядеть убедительно.