Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Корпоративный капитализм и финансовый капитализм не всегда хорошо друг с другом сочетались, поскольку две эти части целого имели конкурирующие цели. В корпоративном капитализме на первом плане стояла компания и все остальное было подчинено задаче развития ее успехов. В финансовом капитализме на первом плане стояли инвестиции и все было подчинено задаче максимизации их доходности. Хотя две эти задачи имели много общего, они не полностью совпадали в условиях разделения функций собственности и управления. Держатели акций взвешивали такие разные соображения, как необходимость снижать риск, меняя состав портфеля, возможность найти альтернативные способы вложения инвестиций, а также необходимость располагать средствами, чтобы вовремя расплатиться по обязательствам. С другой стороны, тот, кто стоял во главе правления компании, руководствовался такими мотивами, как личная выгода, возможность победить конкурентов или необходимость отвечать на публичную критику. В XX веке, и особенно после 1945 года, конфликт между этими двумя группами людей обострился вследствие изменений в характере корпоративного капитализма и роста популярности у инвесторов акций по сравнению с облигациями. В те времена, когда акционерные общества в основном были представлены железнодорожными и жилищно-коммунальными компаниями, как это было перед 1914 годом, разница между владением акциями и держанием облигаций не была столь сильно выражена. В обоих случаях бизнес по природе своей деятельности создавал устойчивый поток доходов, а изменения в структуре контроля над предприятием происходили редко, поскольку они занимали практически монопольное положение.

После 1950 года ситуация резко поменялась – сначала в Соединенных Штатах, затем в Великобритании. Дело в том, что институциональные инвесторы все чаще предпочитали вкладывать в акции корпораций, стремясь обеспечить себе доходность на уровне не ниже инфляции. В более ранний период инвесторы на этот счет не беспокоились, поскольку в течение пятидесяти лет перед Первой мировой войной цены в основном падали. Что касается межвоенного периода, то такое поведение наблюдалось редко, так как огромное число акций все еще находилось в руках индивидуальных инвесторов. Однако после Второй мировой войны инфляция стала постепенно повышаться, съедая реальную стоимость вложений с фиксированной процентной ставкой, в частности корпоративных облигаций. С другой стороны, поскольку компании могли переложить повышение цен на потребителя, они могли повышать свои прибыли и, таким образом, делать более высокие выплаты акционерам. В результате возникла система с сильными положительными обратными связями, в которой возросшая тяга институциональных инвесторов к акциям подталкивала к тому, чтобы предприятия акционировались. Налоговая система также усиливала эту тенденцию. Высокие ставки по доходам физических лиц поощряли инвесторов к тому, чтобы направлять свои сбережения финансовым институтам, пользовавшимся налоговыми льготами и вычетами. В свою очередь, эти финансовые институты отдавали предпочтение акциям крупных компаний, которым легче было сглаживать колебания в дивидендных выплатах, чем маленьким компаниям. Приобретая акции крупных компаний, институциональные инвесторы обеспечивали себе устойчивый и при этом стабильно растущий доход и могли лучше справляться со страховыми и пенсионными выплатами в будущем. А поскольку возникала своеобразная премия к стоимости акций за размер предприятия, у компаний появлялся дополнительный стимул к слияниям и поглощениям. Это дало толчок к битвам за контроль над корпорациями, которые не утихали весь послевоенный период, и с новым пылом разгорелись в 1950-е и 1960-е годы в Соединенных Штатах и Великобритании, а затем, в конце XX – начале XXI века, и в остальном мире (Jones 2005).