Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Достижением, которое больше всего выделяло капитализм на фоне других исторических эпох, было громадное усиление фискального потенциала государства. Предпосылки для этого создала коммерческая революция XVII–XVIII веков. Охватив сначала Голландскую республику, а затем Англию, она отделила экономические отношения от политики, а государственную казну от личных средств короля. Она установила верховенство закона в сфере частной собственности, контрактов и обмена, даже если одной из сторон контракта выступал король. В результате богатые слои общества стали уплачивать налоги гораздо охотней, а возможность правительств привлекать займы чрезвычайно расширилась (Bonney 1999; Ferguson 2001; гл. 11 первого тома; Hoffman and Rosenthal 1997; O’Brien, 2005, 2011, гл. 12 первого тома).

Фискальная революция открыла правительствам доступ к неслыханным финансовым ресурсам. Стремительный выпуск облигаций давал возможность занимать деньги у бизнеса благодаря убедительности гарантий возврата, что позволяло государствам набирать мощь еще быстрее. Эта мощь достигла такой точки, что во время Второй мировой войны возникла угроза для безопасности гражданского «тыла» государств. Впервые в истории такая относительно развитая экономика, как Германия, оказалась на краю гибели из-за того, что ее правительство могло тратить на войну сколь угодно много (Feldman 1966).

В то же время в аграрных государствах Центральной и Юго-Восточной Европы фискальная революция запаздывала. В Первую мировую войну отчетливо наметился разрыв между экономиками Франции и Германии, выделявшими на ведение боевых действий не менее половины ВВП, и Австро-Венгрией и Турцией, которым, несмотря на все усилия, удавалось выделять на эти цели не более одной трети (Broadberry and Harrison 2005). Неспособность австрийцев и османов собрать достаточный объем налогов, привлечь займы и централизовать поступления в казну, а также направить их на ведение войны в итоге стала важной причиной их поражения (Pamuk 2005; Schulze 2005).

Фискальное превосходство либерального капитализма, со всей отчетливостью проявившееся в начале XX века, оказалось недолговечным. В 1930-е годы государства все в большей мере основывали промышленную мощь на ослаблении роли частной собственности, уменьшении исполняемости контрактов и снижении восприимчивости цен к изменениям в спросе и предложении, предпочитая продвигать собственную геополитическую повестку, пусть и в ущерб верховенству закона и свободе предпринимательства. Иными словами, в новых государственных режимах стало меньше «капиталистического»: нам они известны как разновидности фашизма и коммунизма. Во время Второй мировой уровень военных расходов в Британии и Америке вновь поднялся до половины национального дохода и выше, тогда как Германия, Япония и Советский Союз направляли на войну еще больше – 60 %, а на отдельных временных отрезках и 70 % национального дохода (Harrison 1998). Это была вторая фискальная революция.

Первая основывалась на придании прозрачности государственным расходам и верховенстве закона, а вторая опиралась на националистическую идеологию и подавление непокорных современными методами. Националистическое полицейское государство стало действенной заменой прозрачного правового регулирования. Идеология и репрессии обеспечили Гитлеру, Сталину и японскому милитаризму аппарат принуждения, позволивший им осуществить гораздо более масштабную мобилизацию общества и гораздо сильнее централизовать ресурсы не только по сравнению с традиционной бюрократией, которой они пришли на смену, но и по сравнению с либеральным капитализмом. В 1945 году настал конец для фашизма и ультранационализма, но не для коммунизма. Именно способность Советского Союза направлять ресурсы в оборонный сектор, имевший приоритетное значение и пользовавшийся различными привилегиями, обеспечила ему статус сверхдержавы, несмотря на посредственные результаты в области экономики (Harrison 2001: 81).