После того как шанс наступления войны реализовался, должны реализоваться и прибыли от войны. Принесли ли войны частному бизнесу прямые выгоды? Прежде чем мы сможем понять, выступали ли корпорации за войну, нужно понять, выгодна ли она для них. Многие думали, что так оно и есть. Во время Первой мировой как в Британии, так и в Германии многие выражали недовольство военными прибылями промышленности и людьми, их получавшими. В большинстве стран крупные войны приводили к сокращению доходов и ослаблению системы социальной поддержки, как основанной на помощи родственников, так и государственной – следовательно, к тяготам для бедных и уязвимых слоев населения. Отсюда было легко сделать вывод, что богатыми война использовалась как возможность для перераспределения дохода в свою пользу (а отсюда еще легче вытекало предположение, что именно этим богатые и руководствовались, приближая начало войны).
Первыми, кто выдвинул тезис о том, что прибыли от Первой мировой войны привели к дестабилизации распределения доходов между общественными классами в Германии, были Герд Хардах (Hardach 1977: 106–107) и Юрген Кока (Kocka 1984). Хардах сделал вывод: «Эти сведения говорят не столько о порабощении большого бизнеса государственной машиной, сколько об обратном». Батен и Шульц (Baten and Schulz 2005) и Альбрехт Ритшль (Ritschl 2005) решили перепроверить истинность таких заявлений. Батен и Шульц выяснили, что видимость роста неравенства возникает из-за двух ошибок – отсутствия поправки на инфляцию при измерении прибылей и ошибки выборки в данных о прибылях. Если взять более широкую выборку больших предприятий, то выходит, что реальные прибыли крупной немецкой промышленности снизились в той же мере, что и доходы рабочих и, следовательно, доля труда в национальном доходе после небольшого повышения вернулась в 1917 году на уровень, близкий к 1913 году. К схожим выводам пришел и Ритшль, который, независимо от других исследователей, сопоставил данные о реальных доходах и реальном объеме производства. Чтобы понять, какие выводы следуют отсюда относительно доходов в вершине распределения, нужно напрямую обратиться к сравнительным историческим данным Аткинсона, Пикетти и Саеза (Atkinson, Piketty, and Saez 2011). Они показывают, что во время войн доля личных доходов сверхбогатых в каждой воюющей нации резко снижалась, и это происходило во всех странах, данными по которым мы располагаем.
РИС. 11.1
Значение промышленного индекса Доу-Джонса на закрытии торгового дня
Источник: http://measuringworth.com/datasets/DJA/
(дата обращения – 8 июня 2011).
28 июля 1914: Россия объявляет мобилизацию на войну с Германией.
1 марта 1917: В американских газетах опубликована телеграмма Циммермана.
1 сентября 1939: Германия вторгается в Польшу.
7 декабря 1941 года: Япония совершает налет на Перл-Харбор.
25 июня 1950: Северная Корея вторгается в Южную Корею.
7 августа 1964: Принятие Тонкинской резолюции.
2 августа 1990: Начало вторжения Ирака в Кувейт.
11 сентября 2001: «Аль-Каида» атакует города США.
Чтобы нажиться на войне, не обязательно в ней участвовать. Так, корпорации нейтральных Нидерландов сразу же после начала в 1914 году войны избавились от конкурентного давления, реальные зарплаты упали, а национальный доход на время перераспределился в пользу прибылей (Klemann 2007). То же происходило и в нейтральной Аргентине, где в период с 1940 по 1943 год доля 1 % наиболее богатого населения в совокупном личном доходе увеличилась с одной пятой до более чем одной четвертой (Atkinson, Picketty, and Saez 2011: 44). Несмотря на это, пока не нашлось человека, который обвинил бы в развязывании Первой мировой войны голландские корпорации, такие как Philips и Unilever, а Второй мировой войны – аргентинских производителей говядины.