Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

1) Эффект дохода действительно был высок, однако стимул к пожертвованиям по большей части нивелировался из-за экзогенного сдвига в предпочтениях не в пользу благотворительности.

2) Эффект дохода действительно был высок, однако развитие государства всеобщего благосостояния вытеснило частные пожертвования, которые могли бы сделать альтруисты, чья целевая функция включала абсолютный размер средств, получаемых нуждающимися (иными словами, был вызван эндогенный сдвиг в предпочтениях).

3) В действительности эластичность по доходу была маленькой, а состоятельные слои населения никогда не испытывали большой тяги к пожертвованиям.

Поскольку не видно исторических причин, по которым предпочтения должны были измениться в ущерб благотворительности в то же самое время, как на протяжении всего XIX и XX веков рост доходов ускорялся, я пока оставлю без внимания первое объяснение. Второй вариант – большой эффект дохода, вытесненный государством всеобщего благосостояния – сработал бы, если бы были исторические свидетельства, подтверждающие рост частных пожертвований в течение долгого периода, когда доходы росли, а государство всеобщего благосостояния отсутствовало. Однако этому противоречит опыт США, где душевые доходы, скажем, в период с 1800 по 1927 год росли, а частные пожертвования не составляли ощутимой величины ни в начале, ни в конце этого периода.

Третье объяснение хорошо уживается с моделью «подогретого» альтруизма, принятой в современных работах по макроэкономике. В течение столетий люди жертвовали свои деньги, поскольку факт жертвования приносил им пользу, при этом сумма пожертвований не зависела от того, насколько много той же целевой группе дают другие люди (то есть не происходило вытеснения альтруистов). Такое простое прочтение истории означает, что в теорию «подогретого» альтруизма нужно внести лишь одну маленькую поправку: «подогретый» альтруист довольствуется очень малыми объемами пожертвований. Возможно, в течение столетий жертвователи удовлетворялись простым фактом оказания помощи и не испытывали потребности «отдать последнюю рубашку». Это позволяет объяснить, почему в истории всегда было так много благотворительных учреждений, но при этом разрыв бедности[233]не слишком сокращался.

Почему государство всеобщего благосостояния появилось так поздно

Далее, необходимо решить еще одну задачу по интерпретации истории, а именно выяснить, почему государственная система социального страхования и социальной помощи развилась так поздно, лишь после Второй мировой войны, и почему в ряде европейских демократий она приобрела такой масштаб? За этим следуют вопросы об эффективности фактически пройденной исторической траектории. Было бы более эффективно, то есть была достигнута более высокая норма отдачи и повысился бы уровень ВВП, если бы государство всеобщего благосостояния возникло раньше? Или же такие изменения могли дать эффект лишь в условиях послевоенного времени? Или, может быть, они вообще не были эффективны? Частично на эти вопросы мы отвечаем ниже, используя качественные сравнения в духе эконометрического метода рассмотрения «разности разностей».

Если бы в эпохи, предшествовавшие Второй мировой войне, на социальные расходы выделялась, как в настоящее время, более высокая доля дохода, было бы это эффективным? Ответ на этот вопрос, разумеется, заставляет тем или иным образом оценивать обстоятельства, препятствовавшие такому повышению в прошлом. Самый короткий путь к общему предварительному ответу на этот вопрос – это рассмотреть государственное начальное образование, финансируемое за счет налогов, одну из самых ранних разновидностей социальных расходов, финансируемых за счет налогов. Начать с государственного образования стоит потому, что о высокой и положительной отдаче на этот вид расходов прекрасно известно, особенно в условиях менее развитых стран, даже если не пытаться оценить выгоды от «экстерналий». Насколько можно судить, высокий эффект от расходов на начальное образование не связан с какими-либо модернизационными изменениями, которых необходимо было дождаться, – в последние шесть или более столетий этот эффект никогда не был низок. Грамотность и способность считать всегда окупалась, особенно в случае мужского населения. Даже в условиях, когда доступ в некоторые отрасли занятий, например чиновничество, искусственно ограничивался, молодой мужчина мог применить свое умение читать и считать к нерегулируемым сферам коммерции и ремесла. Главным препятствием для роста начального образования всегда был недостаток капитала. Поскольку частному рынку капитала так и не удалось прийти к финансированию всеобщего образования детей в счет их будущих доходов, начальное школьное образование всегда нуждалось в финансировании из налогов, с чем соглашались даже Адам Смит, Томас Джефферсон и Милтон Фридман[234].