Кэп и две принцессы

Второй их условно знакомый льсянин, которого Полянский прозвал «лихим стрелком» (Кен не понял сарказма), мирно восстанавливался в реанимационной капсуле. Он всё ещё пребывал в том бессознательном состоянии, к которому республиканцы были более, чем привычны. Капсула лечила его, кормила, подавая питающие, укрепляющие и стимулирующие препараты прямо в кровь. Подстраиваясь под метаболизм, параметры обмена и жизненные циклы существа, она то затихала, то вдруг принималась гудеть с такой интенсивностью, что вся троица, заключённая в единый мыслительный процесс, слаженно вздрагивала.

— Всё случилось в тот момент, когда этот товарищ вернулся к жизни, — подумал Ким, глядя на подрагивающую щёточку усов безмятежно пребывающего в каких-то дальних мирах республиканца.

Все трое тут же увидели в его воспоминаниях, как Рене, всё ещё со шприцем в руке, вдруг вскрикивает, трясёт головой и неожиданно, словно её кто-то сильно толкнул, падает спиной вперёд.

— Подожди! — крикнула Рене. — Отмотай немного назад! Повтори, только в точности.

— В точности может не получиться, — ответил Ким. — Это же моя память, а не запись файла.

— Записи нет, — вздохнула Рене. — Ситуация требовала немедленных действий. Речь шла о жизни и смерти…

— Ты просто забыла поставить браслет на запись, — уточнил Ким. Он был даже доволен, что не один страдал забывчивостью.

— Я хорошо запомнил, — неожиданно вмешался до сих пор молчаливый республиканец. — В точности. Сейчас покажу.

Он напрягся, и у всех троих перед глазами опять возникла Рене.

— Кен! — её крик взорвал мозг двух самцов. — Какого хрена я в твоих воспоминаниях абсолютно голая?!

Она была не просто голая, а вся искрилась в бело-голубом сиянии ультрафиолета.

— Такой вид повышает выработку тестостерона, — довольно заурчал Кен. — Это приятно… И сейчас я могу в полной мере насладиться этим ощущением хотя бы в своей голове. Как у вас говорится: приятное с полезным?

— Это неприлично, — сказала Рене и вспыхнула. Она вовсе не собиралась повышать уровень тестостерона у иноземного существа. Ким молчал, но, кажется, был не против эротической картинки, которую смоделировал льсянин. Единственное, чего ему не хватало: это резкости.

— Человеческие приличия — это абстрактные понятия, — возразил Кен. — А высокий гормональный уровень — данность. Что ценнее?

Перед ними в таком же абсолютном обнажённом состоянии в полной гормональной готовности один за другим проследовали Ю Джин, незнакомый тощий и высокий человек, скорее всего, земной куратор, и Полянский. Ким мысленно треснул республиканца по лбу.

— Озабоченный хорёк! — рявкнул он.

— Я видел твои сны вчера ночью, — республиканец потёр лоб в том месте, куда гипотетически пришёлся мысленный удар Полянского. — Ты и эта…

— Заткнись! — шея Кима налилась цветом благородного бордо.

— Ну так дальше смотреть будем? — спросил льсянин, невинно пошевеливая щёточкой жёстких усов. Рене настолько ярко почувствовала эти щетинки, что тронула ладонью верхнюю губу. Слава Богу, над ней всё оставалось гладким и привычным.

— Давай уже! — мысленно нарисовала она картину, где толкает застопорившегося льсянина в спину, ускоряя процесс. — Клубок мыслей, увеличенный трёхкратно, всё время расползается в разные стороны. Господи, ну почему нам всем так сложно сосредоточиться на чём-то одном?

Зрение и восприятие увиденного у льсянина отличалось от человеческого. И странно, будь это иначе. Форма глаз и их расположение накладывало свой неизменный отпечаток. Сто оттенков серого, немножко голубого и зелёного, и всё это мерцало бело-голубым сиянием.

Вот светящаяся, словно поглотившая неимоверное количество рентген, всё ещё абсолютно голая Рене отшатывается от реанимационной капсулы, как будто её кто-то резко толкнул, непроизвольно выбрасывает перед собой руки. Мерцающий ультрафиолетовый шар вырывается из её ладоней, распускается лепестками сияющего цветка, вьётся гибкими лентами…

— Что это? — изумлённо прошептал Ким.

— У меня в руках был шприц, — вспомнила Рене. — Куда он делся?

— Его давным-давно утилизовали робомои, — подумал Полянский. — Дело не в шприце. А в том, что было в нём.

— Белое свечение? Эпинефрин? Глупости! — она подумала, что дело опять зашло в тупик.

— Это сердечная кровь льсянина, Рене, — сказал Ким. — Если я прав, и зрение республиканцев такое же, как у наших крыс — а глаза устроены и расположены очень похожим образом, то он не видит красного спектра. Но различает оттенки в недоступном нам цветном диапазоне. Например, в ультрафиолете.

— Крошечная капля крови может устроить такой фейерверк в ином диапазоне? Полянский, ты…

Рене резко остановилась.

— Догадалась? — от волнения Ким перешёл на голос, забыв, что это лишнее в их ситуации. — Не сама кровь. То, что было внутри товарища Кена.

— То, что позволило ему не дышать в бескислородной атмосфере Второй?

— И заставило требовать от нас какое-то яйцо с моим плазмоганом наперевес… Ну почти наперевес…

Ким вспомнил, как тупой кожух «Теслы» ковырял застывший туф планеты.