Примчавшись в каньон, Хааст добрался до лагеря, разбитого вокруг небольшой запруды; сейчас был, похоже, перерыв в занятиях; ребята собирали всякие разности на горном склоне, несколько взрослых присматривали за ними. Под тентом Чагин оживленно обсуждал что-то с тучным господином в костюме, недовольно размахивающим руками. Хааст подошел к ним и представился; толстяк, назвавшийся директором лагеря Альбертом Николаевичем, повернулся к Хаасту и принялся потрясать какими-то бумагами перед его лицом, нервно крича:
– У них полный бардак там, в центре. Эти идиоты поуезжали в отпуска, а я здесь расхлебывай. У меня лагерь для восьмиклассников горит, двадцать человек детей, все оплачено, а учителей нет, черте-что и сбоку бантик.
Альберту Николаевичу было предложено успокоиться и все изложить по порядку, отчего он еще больше взбесился, потому что, по его словам, «А потом приедет еще один начальник, и ему тоже надо будет все с самого начала по порядку, у нас всегда так». В конце концов выяснилось следующее: сегодня был первый день лагеря, Чагин вел здесь, как договорились еще весной, урок литературы о природе – полтора часа чтения и сочинений, сразу после обеда. До него должны были проводиться двухчасовые упражнения по поисково-спасательным работам, а после него креативные игры с камнями, ветками, цветами – скульптуры, икебана и тому подобные эстетические издевательства над мертвой природой. Оба педагога не явились – специалистка по искусству заболела, а инструктор-спасатель, оказывается, еще две недели назад отказался по личным причинам, но замену ему найти просто забыли.
– Безобразие и скандал! – бушевал Альберт Николаевич.
– Вы не волнуйтесь так, мы обязательно найдем выход. Подождите, нам надо обсудить с коллегой, – сказал Хааст и они с Чагиным отошли в сторону.
– Я с удовольствием заменю эту художницу, – предложил Чагин, – тоже кое-что в этом понимаю, да и по часам удобно.
– Странно, что-то мне Леонард тогда не говорил, что есть такой урок – поисково-спасательные. Мы же вместе все планировали, – ответил Хааст.
– Действительно, – согласился Чагин. – Берите это себе, Хааст, а меня подпишите на искусство, у нас ведь до августа по четвергам-пятницам ничего нет.
Хааст был бы весьма не прочь вести такие занятия два раза в неделю – это был как раз его профиль. Но подобные решения без согласия Леонарда принимать было нельзя. Хааст достал мобильник и увидел пропущенный звонок от Леонарда. Тот позавчера вернулся из отпуска и сейчас был занят поиском дополнительной деятельности для экспедиционеров. Хааст попытался припомнить, говорил ли Леонард о каких-либо изменениях в планах на июль, но его прервал гневный голос директора лагеря:
– В центре не отвечают, у них, видите-ли, летнее время работы. Похоже, лагерь придется распускать. Следующим летом к нам вообще никто не подпишется. Если за час не найдем решение, закрываю лавочку.
Хааст позвонил Леонарду, тот не отвечал. Хааст оставил сообщение. Через полчаса он позвонил еще раз, и опять ответа не было.
– Да решайтесь, Хааст, что вы, ей-Богу, – говорил Чагин. – Он, небось ныряет сейчас – дел то нет никаких. Если бы был на работе, ответил бы.
Дети и взрослые тем временем спустились к тенту, десятки недоуменных глаз сверлили троих ответственных за судьбу лагеря. Хааст громко объявил всем, что волноваться не о чем, и через десять минут он огласит важное решение. Подождав четверть часа, он позвонил Леонарду в последний раз и, к своему удовольствию, не застал его.
– Чагин, подписываемся! – решительно произнес Хааст, попросил всех собраться и огласил свой вердикт:
– Вместо заболевших преподавателей занятия будем вести мы – члены экспедиции МЧС – знакомый вам Виктор Чагин будет вести искусство, а я буду проводить уроки по спасательным операциям. Я десять лет вплотную занимался этим в Крыму, зовут меня Хааст. Ха-аст. Это такое голландское имя. Завтра с утра будем отрабатывать спасение человека из каменного завала. Это что за босоножки, девочки? Завтра всем явиться в кроссовках или обуви для скалолазания.
Директор лагеря поднес бумаги, все подписали. Обрадованные дети отправились с Чагиным тренироваться в искусстве японского минималистического ландшафта, а Хааст вместе с взмокшим от нервов и жары Альбертом Николаевичем остался под тентом – пили газировку, уточняли детали. Хааст уже предвкушал грядущее преподавание любимой профессии и обдумывал договор с морским музеем, чтобы пару уроков перенести туда и показать детям спасение на море.
Вернувшись в офис, Чагин и Хааст застали Леонарда за столом, потирающим от удовольствия руки.
– Ну что, ребята, безделью конец! – весело воскликнул он. – У меня была сейчас встреча с начальством, они нас отправляют в музей, разрабатывать одну специализированную программу для МЧС, работы много.