Хардкор

Ездили мы часто автостопом с Филом, который жил на площади Ногина, и как-то, прощелкав электричку, пошли в Питер пешком. Я тогда вляпался в какой-то мазут и шел, с трудом отлипая ноги, а Фил шел сзади и подгонял меня хохотом. Это к тому, что позитивная карикатурная и хохотальная культура, присутствовавшая в панк-среде того периода, была стимулятором многих героических и фантастических поступков.

М. К. Да, неформалы того периода дарили радость и веселье советским прохожим, в отличие от мирно валявшихся на лавках скверов хиппанов. Я тогда ходил в слепых очках, и меня все время пытались куда-то переводить. Причем к середине восьмидесятых некоторые стилистические рамки уже настолько смешались, что люди уже кооперировались по отрыву, чтоб сделать его более массовым и с большим резонансом. Помнится, я как-то наблюдал сцену, когда от библиотеки имени Ленина группа из почти пятидесяти металлистов пыталась прорваться на режимную Красную площадь, а невооруженные милиционеры пытались эту толпу завинтить. Зрелище было достаточно забавным, когда металлистов, вырывая из толпы по одному, запихивали в милицейские газики. И апогеем эпизода был беспрецедентный для того времени факт. Милиционер, видимо, в чинах, обладавший заветным огнестрельным оружием, был вынужден стрельнуть в воздух, что по тогдашним московским меркам было не то что ЧП, а попросту невозможно.

Но по каким-то причинам все факты о грядущей «молодежной революции» замалчивались. И в газеты этот эпизод не попал, хотя выстрел рядом с Красной площадью считался вопиющим скандалом. В воздухе висело предчувствие каких-то событий, и попёр молодежный радикализм.

Д. Х. Восемьдесят шестой год был чрезвычайно активным. Помимо концертов Паука я тогда побывал на первом концерте Толика Крупнова. У Димы Якомульского были студийно-подвальные концерты, когда он участвовал в группе «Диоген». Из множества музыкантов, пробовавшихся на титул рок-кумиров, Дима был наиболее талантлив и прогрессивен. Тогда, наверное, и начали появляться первые радикалы, которых можно было бы обозначить как первых русских народных панков. И всех их пытались отлавливать и переписать комсомольцы-оперативники из «Березы», штаб которой находился в подвале прямо за Елисеевским магазином.

Когда меня забрали, то первым вопросом было – знаю ли я группу «Бригада СС». Я даже растерялся, что им на это ответить… То есть тупорылость комсомольских дружинников была такова, что даже «Бригаду С» они каким-то образом записали в фашиствующие, перепутав при этом название.

М. К. А мне довелось при допросе смотреть фотографии тусовок, снятые сексотами, которые, видимо, рядились под корреспондентов молодежных изданий, а потом эти снимки попадали в архивы милиции. Я тогда по наивности даже попросил какую-то на память, потому как неформалы на «Пушке» как-то особо не фотографировались сами… Уж не знаю, на что они рассчитывали, но вербовать пытались. Возможно, потому, что ньювейверы были все-таки ближе к утюговской среде, и крючки на них у контролирующих органов имелись. А потом, к середине восьмидесятых, на неформалов кинули уже милицию и люберов.

Д. Х. После знакомства с Ником в Питере, я в Москве познакомился с Гариком Ассой. Гарик для того времени, будучи предводителем группы авангардных художников, для меня был как гуру массового психоза. Даже можно его назвать королем российского фетиша.

В тот момент он проводил в Москве серию феноменальных костюмированных шоу, которые состояли из показа авангардной моды, сопровождаемого высокоинтеллектуальным абсурдистским театральным действием, в котором были задействованы реальные неформальные герои. Открылся тогда еще клуб «Витязь» на «Савеловской», станции метро, которой тогда еще попросту не было. Там мы и познакомились с Гариком, который тут же пригласил меня участвовать в своем шоу.

М. К. Он тогда очень сильно окультуривал радикальную среду: то подсовывал книжку Мамлеева, то занимался формулированием идеологии радикального движения, призывая, прежде всего, к самоорганизации сознания.