Я же сам устраивал концерты. В Тушино. «Ди Шварцен катцен», «Ногу свело», «Рукастый перец». Это уже был 89-й год. Я тогда хотел помочь ребятам, взял аппарат, привез в дом культуры. Директора попросил убрать первые ряды кресел. Он не послушался совета. Конечно, их все снесли потом, были разбиты витрины, потому что народу было в два раза больше. Рок-энд-ролл стал приносить те самые не такие уж и большие деньги, от которых многие и попятились.
Считай сам. Билет, грубо говоря, 2 рубля. Зал Горбунова – под штуку мест. Аппарат стоил три ста-четыреста рублей. И все. А концерты проводились еженедельно, по нескольким выходным, иногда в две смены за день, когда были фестивали. Вот и считай: грубо говоря, тыща пятьсот с акта. Конечно же, кто-то проходил без билета и были накладные расходы, но кругом было столько безбашенных энтузиастов, что только один ДК Горбунова приносил круглую сумму в месяц. А еще были концерты в МИИТЕ, МАИ, МЭИ, ДК им. Горького, Петра Алексеева, Вымпеле, Коммуне… Считать можно долго. Но все это утомительно и неприятно. Хочется отметить одно: с конца 88-го года пошла откровенная барыжка, появился звукозаписывающий центр, который продавал кассеты по пятнадцать рублей. На крупные площадки выпускали проверенных эстрадных клоунов и подобное поддержанное прессой сообщество. Так что было, где лабухам подкармливаться. И чем – тоже.
Помню, как появился в лаборатории Артемий Троицкий, вращавшийся в кругах золотой молодежи. Появился с фотографией, на которой был он и Пол Маккартни. И все комсюки опешили и зашушукались: как же так, как же так, Маккартни… Это мы попозже узнали, что можно сфотографироваться в любом клубе с любым монстром. Тем более, что за границей было очень мало советских людей. А тогда он всю комсу провел и стал известным московским музыкальным критиком. Молодец!..
Потом видео пошло. Мы же снимались в «Антенн-2», «Н2О». Снимались на видеокассеты фильмы-концертники. И «Рукастый Перец», и «Ногу свело». Все это продавалось. Я потом только по слухам узнал, что все это видео было вывезено в Америку. Только сейчас всего этого просто нет, поэтому никто даже не подозревает, какое количество экспериментальных коллективов играло в то время. Больше сорока ныне безвестных групп – и только в Москве. И далеко не бесталанных. Такие, как «Клиника», ныне покойный Герман Дижечко из «Матросской тишины». К сожалению, Герман попал немного не в свое время, он меня даже пугал несколько своей простотой, когда только приехал из Ростова.
Демонстрировали достижения буржуазного постпанка. И к девяностым уже сделали свое самобытное звучание достойного уровня, но здесь уже попросту некому и негде было его демонстрировать. Клубов и публики было мало. Я потом играл барабанщиком в группе «Машрумз» в первом еще «Бункере», и они играли то же самое, что и в восьмидесятых. И мне понравилось.
«Порт Артур», очень непростые люди, делавшие костюмированное комсомольское шоу. Вокалист у них тоже умер. Я не очень любил то, что они тогда делали, но я знаю одно – подобных групп тогда не было, и самое поганое, что уже не будет…
Просто в какой-то момент отказавшиеся участвовать в этом балагане были помещены в информационный вакуум. Пробивались только радикалы и группы, связанные с тусовкой. А комсомольцы только подгоняли: «давайте, давайте!» и стригли купоны, налогами не облагаемые. И когда начали все эти люди хороводить, всё стало рассыпаться. Лабухи стали ходить причесанными и формализировались. Тогда-то и понеслась неконтролируемая агрессия, против которой комсюки увещевали. На улицах шла война с «люберами», а комсомольцы уже потащили неформалов на площадки побольше, потому как залы ДКашек были набиты битком. Тогда-то и случился фестиваль в ДК Гипротранса, где первыми выступала «Провокация», а за ними мы. Я тогда уже из алкогольного драйва не вылезал и порвал все струны на гитаре. Надо было как-то гасить волну агрессии. И все, кто был в теме, дали жесткий «стрит-панк», а Мефодий получил в бубен. Голубев тогда же расстроился по поводу сломанных барабанов, потому как хотел быть артистом и не понимал, что несется жесткач как раз против лабухов под маркой «панк». Подобные акции были и раньше, когда выступал «Усксус Бенд». Я тогда играл вместо Рина, и с первыми аккордами весь зал вываливался на сцену и начинался полный хаос. И концерт, к которому кто-то готовился месяцами, длился минут десять. Выкатили рояль и давай на нём отплясывать. Мотоциклисты в помещения заезжали. А потом всем скопом отбивались от милиции и люберов. Такое не забывается.
Это был период, когда неформалы поняли, что их хотят контролировать, и взбунтовались окончательно. Урон наносился всеми доступными способами. От скандалов до непосещения и прорыва толпами на концерты без билетов. И был это как раз период 89–90 года. Закат формализации неформальной музыкальной среды. И преддверие еще больших перемен.