Д. М.
К середине восьмидесятых – да, цирк и вылился на улицы и обратил на себя внимание, хотя внимания уже никто не требовал. Сложились свои компании, которые были достаточно интересны. Так что все были скорее артистами, а не анархистами. При этом сами советские граждане, видимо, узнав новое словечко откуда-то из прессы, называли подряд всех неформалов панками. Если кто-то плохой – то это панки. Плохая компания – это панки. Нестандартный внешний вид – сразу клише: отбросы, панки. И всё по отмашке. Сказали ругать – ругают. Сказали смеяться – смеются. Возможно, где-то в высоких окультуренных кругах всё было иначе, но у так называемого среднего класса автоматизм работал по полной. Выходки или просто демонстрация нестандарта рассматривалось как деяние оскорбительное. И с высоты советского стандарта велось осуждение. Мол, что это такое? – сопляки мелкие. В армии не служили, жизни не знаете – в общем, отбросы. Ну, отбросы и отбросы. Причем всех на самом деле всё устраивало, но нагрузить ближнего считалось правильным.А «панки» всего-то хотели, чтобы их оставили в покое и они могли заниматься тем, чем они хотят. Но это все пугало верующих пенсионеров и ветеранов.
Как-то даже для людей времен перестройки выходило так, что каждый неформал – это не человек. Я, мол, понятно кто – рабочий, инженер или простой советский парень, пускай и гопник, но свой. А ты – нет. Или, я вот там сидел, жизненные трудности познал и настоящее общество. Или вот служил… Я не особо хороший рассказчик, потому что так сложилось, что делать надо было больше, чем говорить. Или не делать… Но помню даже историю, как однажды Свинью отловили афганцы какие-то, отдубасили и с собой по квартирам своих боевых товарищей водили. Приговаривая: «Во, смотри, вот это панк».
К середине восьмидесятых слово «панк» беспокоило советских граждан больше, чем самих неформалов. Кстати, и слово «неформалы» они сами придумали и навесили на всё непонятое. Все были просто маргиналами. Общества бездельников, которые заполняли свою жизнь приключениями и учились преодолевать безысходность позитивом и развлечениями. Тем более, что к этому прилагалась музыка, концерты и приключения.
Причем возрастные тоже достаточно скептически оценивали новое. У них там свои дела уже какие-то начались, и панковщина на сцене тоже не особо приветствовалась. Хотя внимания к теме было предостаточно. Ветераны же и афганцы больше удивляли: они просто, видимо, по-другому не умели знакомиться.
М. Б.
Да они сами на тот момент представляли такую же не особо нужную государству и людям общность. Я, конечно, по Москве сужу. У нас тоже напряженные взаимоотношения были, и помню, что «интернационалистов» одинаково раздражали как зажиточные подростки, которые не участвовали в боевых действиях, так и откровенно косившие от армии маргиналы. У нас даже на одной дискотеке забили кого-то до смерти, о чем потом трубила студенческая пресса, Хотя «зеленый свет» был дан и гопоте.Когда же субкультуры у нас освоили центра и переместились с районов, гопники и «афганцы» уже между собой передрались. И по иронии судьбы на том же Арбате образовалась году в 88-м почти субкультурная ниша для ветеранов, выдавленных в маргиналии. Куда потом выдавили и основное население страны. Причем «афганцы» здесь уже были на стороне маргиналов. Гораздо сложнее было с гопотой. У вас – так вообще, если принять легенду о «Городском Общежитии Пролетариата», сама аббревиатура зародилась.
Д. М.
Да гопота была, есть и будет. И на районах, и просто в городе. С такими же, как у маргиналов, проблемами занятости. Просто совсем ничего с этим не делающая. Просто не способная себя чем-то развлечь, кроме как унизить и обобрать прохожего. Раньше, правда, проблем было больше. Гопники часто собирались возле мест проведения рок-концертов. Под раздачу попадали многие, включая музыкантов. «Кино» в свое время отмочили вместе с какими-то прохожими прямо возле Рок-клуба. Мотивация такая же. Неформалы – не такие, как мы, значит, не люди. Хотя уж кому-кому, а для этой категории лиц в какие-то люди выйти вовсе не светило.У нас, когда тусовки розрослись и заняли «треугольник» на Дворцовой набережной, достаточно часто случались массовые битвы. Когда курсанты-моряки собирались толпами и ходили с ремнями, слегка обмотанным вокруг кулака, по неформальным тусовкам и центрам в поисках приключений. Просто шли на «треугольник», а далее: «Во, смотри!» – и понеслась, без каких-то вступлений. Все это стало неотъемлемой частью жизни, которая не оставляла шансов быть пацифистом и тем более одиночкой. При этом большинство тусовщиков росли в одних и тех же районах, тусовались в одних и тех же местах – поэтому за несколько лет тусовка превратилась в некую коммуну, развивавшуюся параллельно или даже вопреки советскому обществу.