А во второй половине как-то опять стали собираться группы. Уже не на подвальном, а на клубном уровне. И многие связывали с музыкой надежды, как и раньше. Тот же Сантер, который начинал с «Ополчением», собрал «Бивни» и играет для фанатов. «Бироцефалы» тоже собрались, и ребята играют все те же. Но я больше не принимаю в этом участия. И из-за самой среды, которая сильно изменилась и из-за присутствия того, что для меня не приемлемо. Псевдофашисты и бессмысленность какая-то. Поэтому и я уже не тот. Не лучше, не хуже, просто другой. К тому же у меня была своя группа «ТТ-Твист», а потом я участвовал в проекте «Дай пистолет», где тоже социальные и антинаркоманские темы озвучивались.
Пережив этот смутный период, я осознал, что всех этих бунтующих подростков попросту заткнули, дав иллюзию, что то, чего раньше не было, сейчас якобы уже есть. Деньги, одежда, своя эстрада. Причем низкого качества, но всем нравится. Хотя я понимаю, что тем же алисоманам, толпами ходившим по городу, их деятельность тоже может показаться каким-то бунтом и протестом. И это спустя годы будет вспоминаться как нечто позитивное и радостное. Теперь все субкультурное стало доступно Захотел – покрасил волосы. Надоело – пошел, сделал татуировку. Или заплел дреды на голове. В этом есть свои положительные моменты, своя вольница. Опять же новые технологии и коммуникации. Интернет с кучей информации, фотографий и музыки. Многое можно найти без особого труда и скачать, вместо того, чтобы смотреть, как какой-нибудь мент у тебя на глазах об колено ломает чудом приобретенную пластинку Sex Pistols. Кстати, у нас почему-то Sex Pistols на «толпе» дешевле всего остального стоил…
Но в этих маленьких трудностях и общественном противостоянии находились все естественные стимулы, чтобы барахтаться самостоятельно. Доставать, узнавать, отстаивать позицию и право на существование подобного, но своего. Сейчас, как мне кажется, свободы к самостоятельным действиям стало на порядок больше. Как и возможностей от них отказаться, став простым обывателем или потребителем. Хотя и они, и маргиналы занимаются одним и тем же – выживанием и самореализацией.
Леша Уксус
Фото 10. Слэм, Москва, 1988 год. Фото Петры Галл
М. Б.
То, что все мы были дураками, даже не обсуждается. Но вот скажите, Алексей, чем обусловлено такое разнообразие имен?Л. У.
В смысле?М. Б.
В смысле, что вас Французом раньше звали.Л. У.
А, ну это собственно из-за того, что достаточный период своего дошкольного и школьного возраста я провел в славном городе Париже, где пребывал вместе с родителями.М. Б.
Ага. Значит, засланный вы казачок!Л. У.
Скорее посланный…Но началась моя творческая деятельность именно с этого периода, когда во втором классе парижской школы, насмотревшись на местных неформалов, я посетил концерт AC\DC. Причем панков я там особо не встречал, все больше металлистов в джинсовках и кожах, но в нашем понимании, вполне себе приличные, спокойные элементы. Объектами покушения выбирали полицию и спокойствие окультуренных граждан. И вот, увидев, что такое бывает и что люди нашего поколения уже разъезжают по всему миру и будоражат вокруг себя пространство, мы с товарищами в подвале какого то гаража, как раз после концерта, стали собираться и косить под «ДиСи», поскольку очень уж на душу легло. Делали из картона барабаны и играли на каких то несерьезных гитарах, но было весело. А про панков я тогда ничего не понимал. Там тогда пошла волна хип хопа, прямо только-только начиналась, и мы в рамках новой моды тут же посрывали значки со всех местных «Мерседесов», чтобы сделать из них браслеты с кулонами и подарить своим дэвушкам.
М. Б.
Теперь понятно, откуда эти старорежимные замашки отламывать значки у посольских машин. Как раз за этим делом вы были застуканы мной возле красивейшего здания французского посольства на Якиманке, году в 86-м… Хотя там прямо дворец, а не здание. Ну, а год хотя бы можете обозначить для координации?Л. У.
Вот хоть убей, не помню год, но было это, когда Леонид Ильич был еще жив. Зато помню, как напоследок, перед отъездом, мы с местными пацанами закидали посольство и полицейских яйцами, и я с чистой совестью отбыл на родину, которую не помнил и почти не знал.