Хардкор

Всё достаточно естественно происходило. Люди уходили в андеграунд; официоз их объявлял вне закона, гопота и прочие воспринимали эту установку как указание мочить, тем более, что милиция на такое смотрела сквозь пальцы. И, конечно, субкультурки ожесточились. К тому же уже разбились и по музыкальным пристрастиям, и по внешнему виду.

Нам оказалась ближе хардкор стилистика, в которой виделись отголоски британского и американского панка. Слушали Exploited, Agnostic Front, Accused, Extreme Noise Terror. Последние в нашем творчестве сильно отразились. Мы тоже начали вибрировать в два вокала. Я там вместе с Гансом ревел, хотя всегда хотел барабанить. И все вот так прикалывались, сначала по квартирам, потом вываливали на улицу, где продолжался бесплатный концерт для прохожих. Так шли уже годы, и люди попросту вырастали в этой среде, которая стала похожей на большую околоконцертную семью.

М. Б. А прям такие настоящие панковские семьи у вас образовывались?

Д. М. Да, было и такое. У нас тут даже свадьба неформально-официальная была. Жаль, что позже молодожен на машине разбился, а тогда это все было достаточно весело. Прям вся тусовка в ЗАГС пришла. Нарядная с ирокезами. На фоне и в окружении нормальных советских пар. И реакция была неоднозначно шоковой. Некоторые фыркали и спрашивали: «Ну, и где же у вас невеста?» А невеста была как надо. В такой кожаной юбке, и крашенными светлыми волосами. И вот тетенька, ей надо говорить советские правильные слова, а она видит, что происходит какой-то глумеж… Но она все равно улыбается как может и бубнит про «будьте счастливы».

М. Б. Я спросил, потому что такие случаи не единичны и практиковались в разных стилях и в разных городах. Подростковое отрицалово, которое превращало все официальные церемонии в маскарад и шоу.

Д. М. Иногда было вполне весело. Я про себя говорю, просто если бы не было этого самодеятельного артистизма и музыки, то что вообще могло бы быть в те годы? Работа-дом-семья-могила… Ужас безысходности, тем более для людей, не обладавших какими-то связями. Всё к тому же начало как будто осыпаться, а пустоту внутри надо было чем-то заполнять. Это делалось и через потребление музыки, и через вот такие веселые моменты, о которых приятно вспомнить. К тому же помимо местной тусовки постоянно приезжали какие-то кадры из других мест, со своим набором позитива и историями. Приезжали из Москвы, с Украины (правда, не центральных городов) и Крыма. Среди них встречались довольно агрессивные экземпляры. Но у нас как-то были поспокойней, на людей не кидались. Не скажу, что пацифисты, но – опять же – артистизма было больше.

М. Б. Ну, поездил бы ты по Совку в таком виде – стал бы точно пожестче. У нас условия изначально жесткие. И жестко ставить на место окружающую реальность приходилось. Не всё время, но именно в период 86–88 годов. И, кстати, ленинградцев у нас, кроме «панка» Маршалла, как-то вообще не наблюдалось. Разные были, но не из Питера. Хотя Слава Книзель вместе с «АУ» катался. Ну и художники из «НЧ/ВЧ». Сами-то куда-нибудь перемещались?

Д. М. В Москву не ездили, но перемещались куда-то, по концертам. А самая массовая поездка была в Таллин, на концерт J.M.К.Е. и P.I.L. Нас тогда на выезд больше десятка набиралось. Причем концерт и приезд Джонни Роттена в СССР, конечно, оброс слухами, официальной информации было минимум, и многие думали, что это все «утка». Но мы поехали и застали всё это действие, которое тоже сопровождалось приключениями и потасовками.

Я не знаю, что там конкретно произошло, но кто-то задел местных металлистов, и когда мы добрались до концертной площадки, вокруг нее бродили какие-то местные кабаны, которые пытались всех приезжих отметелить. И это несмотря на то, что Эстония казалась всем какой-то почти заграницей, где гопоты, по нашим детским представлениям, быть не могло. Даже мы начали шифроваться, потому, что целая куча бычья непонятно откуда появилась, которых местные деятели на разборки привели. Всё это не имело отношение к Виллу и его группе – и тем более к Джонни Лайдену. Но имело отношение к панк-стилистике в целом. Не убьют, так покалечат. Но несмотря на опасения обещанного светлого будущего ждать не имело смысла. И то, что Sex Pistols озвучили некогда в конце семидесятых в Британии как No future обрело у нас реальные формы как «нет светлого будущего». Безысходность – из-за неё и начали образовываться новые коммуны, которые усложняли отношения с внешним миром, но упрощали внутри. Летом на улице, зимой на квартирах, превратившихся в домашний театр. Все знали о подобных местах, и всё это закладывалось задолго до перестройки.