Хазарский пленник

Отпустил несчастного, пристраивая на прежнее место, чем испугал ближних, и снова его руку клюнули соседние птицы, несколько раз царапнули мелкие коготки. Отдёрнул пальцы и стряхнул пух, размазывая по коже каплю крови: надо же, сумели проколоть. Смешно подёргивая головками, птицы отступали по дощечке, а он стоял и глядел в темноту, вспоминая прошлое. Видел сохранившиеся фрагменты, кусочки фрески, потерявшие былой блеск и яркость, и уже не мог понять, чему так удивлялся тогда? Розовые лапки с коготками, розовая кайма на пальцах жены. Вино? Чем поила птиц Анастасия?

Прикрыл дверцу, пошатнулся, в темноте не разглядеть ступени, медленно спустился и пошёл коридором, решая, что завтра же заставит навести порядок в этом уголке. Он хозяин, и он обязан следить за чистотой дома. Он — обязан. Рабам всё равно.

Вернулся к подозрениям о Василии. Да, вот ведь как устроена жизнь. Кто-то становится кастратом в детстве, кого-то калечит болезнь, и мудрецы решают — кастрат достоин доверия. Ему не для чего копить богатства, некому передать похищенное, значит, кастрат — идеальный сановник, преданный слуга, верный товарищ. Его не очарует женщина, он не предаст владыку, не польстится жирным куском. Но это придуманная схема. Она не имеет никакого отношения к жизни. Взять того же Василия. Мало у него любовниц? Да, детей нет, но любовниц и наложниц множество. Многие замужние матроны с интересом поглядывают на кастрата, гадая, как же это происходит с уродом? Как? Неужто он способен на большее, чем муж, отягощённый яичками?

А золото? Кто сказал, что евнуху не нужно ни золота, ни власти? Глупости. Но ведь всюду евнухи, они уже образовали нечто вроде сообщества, узкого круга, и действуют сообща, проталкивая к кормилу сподвижников.

Иоанн вошёл в спальню, присел на ложе, и от простого движения, от мимолётного перепада давления голова закружилась, в глазах замелькали мухи, и он покорно лёг, ожидая, пока зрение восстановится. Но мухи не отступали, сновали над ним, поблескивая спинками, только вместо привычного зеленоватого сияния светились красным или калёным — вишнёвым.

Надо отдохнуть. «С кладбища, с похорон ни к кому не заезжать — привезёшь смерть в дом».

Нарушал. Он всегда нарушал законы и предписания обычаев. Не верил в мистику и глупые приметы. Да и сейчас не верит ни в бога, ни в дьявола. Жаль, так и не понял, отчего прицепилась проклятая болезнь.

Он сомкнул веки, опасаясь, что не скоро разглядит витраж прохладного окна, и уснул.

Болезнь, завершения которой он так ждал, вскоре усилилась, лекари не смогли оказать помощи, и император Иоанн уже не встал с ложа. Несколько месяцев он мучился, капля за каплей теряя силы и разум, пытался править Византией, направляя друзей и поощряя близких, но все его попытки кончались обострением болезни. Жена Феодора так и не успела забеременеть. Её никто не принимал всерьёз. В столице ждали переворота. Войска негодовали, но изменить и поправить ничего не могли.

В январе 976 года Иоанн Цимисхий умер. Он действительно опередил Анастасию, сгинувшую в монастыре пустынного острова, и страшно мучился перед кончиной.

Глава двенадцатая ЗОЛОТО

— А скажи мне, Рахиль, кто ты? Мужняя жена или вольная молодка? — ёрничал Владимир, разбудив жену на рассвете. Её слёзы на сей раз удалось оставить без внимания.

— Что тебе нужно, Влодко? Зачем мучаешь меня? — Рахиль села на постели, прикрывая живот, так чтоб виднелись налитые груди с потемневшими сосками, которые не скроет лёгкий шёлк.

— А скажи, кто тебе позволил затевать бани? Или ты не знаешь, что каждый твой шаг на виду?

— О, господь мой, за что? — бормотала Рахиль, смахивая слёзы с бледного лица. Беременность не красит женщин, и её лицо сильно изменилось, синеватые жилки выпнулись наружу, под глазами круги, и это останавливало Владимира, каждый раз жалел жену, откладывал тяжёлый разговор, однако дальше терпеть не мог.

— Ты спрашиваешь за что? А хочешь ли знать правду? Или ждёшь жалости?

Она не ответила, глядя на смоченное слезами покрывало, не желая вступать в споры.

— Мне ратникам платить нечем! Ты можешь хоть это понять?! Они полегли, спасая нас, тебя, хазарских купцов, которых не любит народ, да-да, оттого и бунтуют в Киеве, а мне нечем платить! Нечем! Зато все знают, что мы строим римские бассейны!

— Не себе! — вспыхнула Рахиль. — Хотела, чтоб сын твой или дочь жили, как подобает... не мучились в грязи! У вас повсюду избы топят по-чёрному! Скотина в одной горнице с хозяевами!

— И оттого отдала втрое против обычного за постройку печи? За обожжённые трубы. Может, потому, что строят хазаре? А у князя грех не поживиться, всего довольно! Так?! — ответил Владимир. Он знал многое о ловких проделках хазар, но, конечно, не всё. На то и есть умельцы, готовые платить слугам за молчание, подкупать нужных людей, улаживать спорные вопросы втихую.

И, понимая, что ругаться можно до бесконечности, завершил разговор строгим запретом: