Хазарский пленник

Он встал, похлопал по плечу казначея и шепнул:

— Выйдем, коль не голоден. А ты ешь, в походе не поднесут, не приготовят.

Тёмный лишь торопливо сглотнул, жалея, что его голод виден соратникам. Добро хоть обжорой не прозвали, а могли.

Спустились по лестнице, вышли на свет, заставляющий щуриться, после горницы здесь глазам больно, и князь наказал:

— Смотри, грачик, остаёшься с волкодавами в одном хлеву! Будут грозить смертью — уступи. Знаю, знаю, что прижмут тебя наёмники, да и Бочкарь не спасёт! Сколько можешь, спрячь! Требуй себе долю, чтоб поверили, что и ты гнилой! Иначе головы лишишься! А мне одно от тебя надобно, чтоб всю правду счёл, кто взял да сколько! Другого не прошу.

Проводив казначея, удручённого своей беззащитностью, князь вернулся к гостям. Дел много. Сборы в поход всегда хлопотны, а уж по реке да с пленниками — и вовсе чистая сумятица. Всего не хватало: и денег, и кормов, и повозок, и вместительных суден, и времени. А ещё Владимир печалился тем, что не может собраться с мыслями. Ким погиб, а заполнить брешь некем. Не нашёл преемников Киму. Вера — дело отнюдь не пустяковое, не зря столько копий ломается по поводу религии. А ему всё недосуг. Он погряз в мелочных заботах, не умеет сбросить тяжкий хомут. Глупо всё это, крайне глупо.

Колола ещё одна заноза. Рукописи. Надо разобраться с дарами согдийцев, прочесть, списать копии. Не зря вокруг них бушуют такие страсти. Савелий обещал разобраться с тайной, уже умеет что-то, учится многому. Пытлив. Ездит по городам, ищет знающих толмачей, для того и дал ему Куцая. Всё вдвоём надёжней. Телохранитель отца нюхом чует беду, как старый пёс, зря не гавкнет, а спасти сумеет.

Вышли из города на рассвете, как принято, если путь неблизкий, обозы выкатили за стены ещё с вечера. У ворот, прощаясь с Бочкарём, Владимир передал узду своего коня и заявил:

— Дарю! Не говори ничего! Сам знаю, хорош конь, но мне не пригодится. Если вернусь, добуду, а нет... — Он развёл руками. — Кому как суждено. Всё, что говорил, помни. С хазарами не сварись. Они войско. Ты городом правишь. Каждому своё. Если печенеги к Киеву выбегут, стойте дружно. Сам понимаешь, вернёмся не скоро. Ну, с миром!

На том и распрощались. Филин, едва отбежали от города, спросил:

— Так кто в городе наместник? Бочкарь или Улгар?

Владимир пожал плечами и задумчиво сказал:

— А я знаю? Кто вырвет власть, тот и наместник.

— Не пойму, — признался Филин. — Что ты задумал?

Тёмный склонил голову к плечу, словно телохранитель спрашивал его, а не князя, мол, кто его поймёт, что задумано.

Они трусили неторопливо по мягкой дороге, обгоняя длинный обоз, где, подправленные, начищенные, ждали своего часа византийские брони, мечи и плащи.

— Бочкаря поддержат горожане. Глядишь, не даст наёмникам бедокурить! А главное, чтоб никто не возомнил себя единовластным повелителем! Ведь нам нужно куда-то возвращаться! Вернёмся, рассудим!

Ни Владимир, ни друзья князя не догадывались о том, какие мощные сети плетут за их спиной. В дом Владимира нередко заглядывали хазарские купцы, не стал исключением и день выступления в поход. Чемак с двумя купцами приехал к Рахили и после скромной трапезы, уединившись, долго толковал с женой великого князя. Подслушивать и приглядывать за Рахилью князь не желал, потому и не знал, что почтительный хазарин часто прикрикивает на соплеменницу, а то и грозит ей, недвусмысленно указывая, что и как совершать. Повторяя, как заклинание, полюбившуюся фразу:

— Забыла, зачем ты здесь? Забыла?

Дорога, как всегда в походах, выдалась трудная, выматывала все силы. И как всегда, не хватало казны, лошадей, флота. Неполные десять тысяч киевлян, укреплённые двумя тысячами иногородних дружинников, двигались по Днепру гораздо медленней, чем намечалось. Утешало лишь то, что стоит тепло, травы хватает, и особых припасов не требуется. Путь, по которому двигались воины Владимира, знаком русской рати. Здесь не раз хаживали дружины Олега, Святослава, силой оружия добывая право называться непобедимыми. Жаль только, что всё нажитое предками растаскивали и по кускам отрывали византийские воеводы. Стоило Святославу вернуться к Киеву, чтоб отпугнуть печенегов, подкупленных императором Фокой, как Болгария вновь попала под влияние имперских сил. Святослав прекрасно ладил с болгарами, но умер старый царь, а юный Борис потянулся к Византии, молодых легче прельстить дешёвыми посулами. Их самолюбие тешит шепоток византийских посланников, а понять, почему союз с Киевом выгоден Болгарии, неопытному правителю трудно, его оскорбляет сам факт выплаты дани! Нашлись ловкие поводыри, и Борис уверовал, что правление станет успешным, если он откажется платить дань русским, полностью доверившись византийцам. Позднее спохватился, воевал с императорами, попадал в плен, а там и умер бесславно, так и не сумев отстоять державы. Теперь в Переяславец, вторую столицу Святослава, без силы не войдёшь. Все крепости и городки придётся брать с боем. Вместо того чтоб стоять плечом к плечу, внушая страх императору.