Хельгор с Синей реки

Но пока она утоляла голод и пила чистую воду альпийских ледников, ее сердце оттаяло. Она вдруг ощутила себя дома — и рыдая, бросилась в объятия горянок. Утешаемая ими, она ощущала силу своего народа, еще бедного и дикого, но исполненного благородства и отваги. Она плакала, оплакивая позор плена и рабства, потерянную любовь, тяготы бегства и скитаний. И две рослые белокурые девушки разделяли с ней печаль ее сердца, согревая ее теплом дружеского участия.

Вошёл Тхолрог. Вид плачущей гостьи обеспокоил его — ведь проклят дом, в котором гостю грустно, а его обреченные стены и кровля могут рухнуть. Но, хотя лицо девушки было печально, она явно рада была видеть его. Трудно понять девичье сердце, оно подобно непроходимому бурелому, скрывающему в себе самые прекрасные цветы… Вздохнув, он пригласил девушек к общему костру, где мужчины и женщины внимательно слушали крепкого старика с чеканно-твердым, мужественным лицом.

Посадив Эйримах между сестрами, сам он сел напротив, чтоб видеть ее лицо. Благородный старец — это был отец Тхолрога — умел читать характер людей по лицам. И увидев Эйримах, он ощутил некое предчувствие, ощущение грядущих великих перемен. Он обратил взгляд к сыну, как бы говоря: «Наберись мужества!»

Тхолрог, бледнея от смущения, смотрел на нее, мечтая о подвигах, о том чтоб Эйримах стала его женщиной, о том чтоб завоевать ее, убив всех соперников.

Ее улыбка очаровала старца, но тот прекрасно понимал чувства и желания сына, несмотря на то, что был на полвека старше. Возбужденная и согретая вниманием, Эйримах пододвинулась ближе к огню и, глядя на лица окружающих, лишенные напыщенности, свойственной людям озера, начала рассказывать собравшимся мужчинам и женщинам свою историю, историю, которой суждено было стать частью той истории, что вскоре потрясла горы.

Глава 3. Резня

Мокрый, нахохленный от обиды, захлебываясь кипящей внутри злобой, Вер-Скаг сидел на настиле платформы, куда выбрался после потасовки. Все красоты лунной ночи — с ее мягким светом, превращавшим все вокруг в волшебное царство, словно бы расположенное на дне зачарованного моря, с ее свежим бризом и фантастической красотой озаренных мягким сиянием горных вершин, — все это лишь подпитывало в его разуме единственную мысль — мысль о войне, резне, убийстве и мести.

Мысль напасть на горцев возникла в уме старого вождя как-то сразу — такое нападение решало кучу проблем. Это было бы местью за пропажу двух коров — в которой Вер-Скаг обвинял горцев. Это было бы местью Роб-Сену, желавшему мира и союза с горцами. И, наконец, в хаосе сражения отравленная стрела легко могла настигнуть самого Роб-Сена…

Движимый инстинктивной жестокостью, он встал. Вначале дерзость замысла смущала его суеверный ум, скованный страхом перед колдовством, и злыми духами, способными отнять удачу. Но, тут его голову посетила мысль, показавшаяся ему крайне мудрой, и скривившись в злобной усмешке, исполненной гордыни, он зашагал к хижинам.

Войдя в деревню, он начал стучаться в двери спящих односельчан. Собрав, вскоре, вокруг себя изрядную толпу злых спросонья воинов, он, возвысив голос, начал свою речь.

Горцы, доказывал он, пришли неспроста. Это — разведчики! Малыми группами они спускаются с гор и наблюдают. Их цель — усыпить бдительность воинов озера! Чтобы однажды, напав во мраке ночи, вырезать всех! Да и потом, разве не направлены их стрелы и копья в сторону деревни? И разве достойно это терпеть?! Стоит ли разжигать во враге уверенность в их силах, потакая безнаказанностью?!

Толпа была согласна с ним. Это были жестокие и закостеневшие в своих мыслях люди, верные застарелой враждебности к чужакам и жаждущие грабежа, не способные мыслить иначе, чем в категориях ненависти к соседям.

Ожесточенные жаждой крови, они побежали будить остальных. Когда недовольных набралось с полсотни, они пошли по деревне с воинственными криками. Люди поднимались — и присоединялись к коллективному безумию, умело разжигаемому Вер-Скагом. Толпа бушевала. Повсюду раздавались истерические вопли женщин, требующих крови горцев.

Роб-Сен и еще несколько вождей, сохранивших в этом бедламе рассудок, тщетно пытались унять разбушевавшееся стадо, в которое превратилась деревня.

В начавшейся было потасовке Вер-Скаг, размахивая топором накинулся было на ин-Келга, но его остановил ропот своих же, не одобрявших убийство соплеменника. Наконец разъяренная толпа достигла мостов. Жажда убийства гнала вперед обезумевших людей, размахивающих топорами, потрясающих копьями и дубинами, вооруженных к тому же, еще и грозными луками. Но мосты оставались пока под контролем людей Роб-Сена. Впереди стояли безоружные слуги, за ними ощетинились копьями молодые воины, не успевшие создать семью, за ними — вожди и старейшины, среди которых сам Роб-Сен выделялся, подобно могучему утесу. Толпа требовала освободить проход, но еще не смела напасть на вождей и старейшин. Лишь разъяренный Вер-Скаг под волчий вой своих бушующих в ярости воинов ударил одного из людей Роб-Сена кулаком.

Накал ненависти нарастал, унося остатки благоразумия.