Химера

Гном лучше многих других знал о реальном могуществе Джеррика, потому что он был финансистом Совета ХIII. Каждый год кобольд требовал – и получал, с разрешения эльбста Роналда, – огромные суммы на создание разветвленной сети тайных организаций, сообществ, секретных служб, отрядов специального назначения. Невидимые щупальца кобольда протянулись по всему миру. За спиной карлика стояла целая армия слепо подчиняющихся ему духов природы, невидимая, а потому еще более грозная.

Поэтому сейчас гном Вигман стоял на распутье. Чувство долга в нем боролось с инстинктом самосохранения. Возможно, он был единственный, кто мог спасти мир от безумного карлика, вовремя остановив его. Но он рисковал потерять то, что ценил превыше всего – свою жизнь. И эта мысль терзала его, вызывая нервную дрожь и лишая воли.

Обменять свою жизнь на жизнь кобольда – такой вариант Вигман считал неприемлемым для себя. Это была убыточная для него сделка. Против нее восставала его душа прирожденного финансиста. И плоть тоже.

Неожиданно в голову гнома пришла здравая мысль, и он даже удивился, почему не подумал об этом раньше. Действительно, зачем рисковать самому? Ему был нужен кто-то, чьими руками он мог бы разгрести эти авгиевы конюшни.

Вигман почитывал иногда перед сном книги, написанные людьми. Это помогало ему лучше разбираться в психологии человека, понимать причины его поступков и предвидеть возможные шаги. Джеррик был прав, обвиняя его в сношениях с людьми. Сам гном называл это финансовыми операциями. Он искренне считал, что деньги не имеют национальности и расовых предрассудков. И однажды, в одной из таких книг, написанной древнегреческим историком Диодоромом Сицилийским, гном прочитал историю о том, как герой Геракл вычистил от тридцатилетних залежей конского навоза конюшни элидского царя Авгия. Геракл совершил это деяние не за счет своей могучей силы, а перегородив плотины двух рек и направив их воды на конюшни. Мощный поток смыл все нечистоты. Так Геракл справился с работой, которая казалась всем невыполнимой, всего за один день. За этот подвиг его прославили в веках.

Вигману был нужен свой Геракл. Тот, кто не устрашится кобольда Джеррика. И восстанет против него как словом, так и, если понадобится, делом. Ему же, Вигману, надо будет только оплатить этот подвиг. Дело, для него привычное и не обременительное. И при этом можно будет остаться в тени, ничем не рискуя.

Тень улыбки тронула губы Вигмана, когда он подумал об этом. Подобный план его устраивал во всех отношениях.

Но затем он начал думать о том, кто бы это мог быть, и улыбка его погасла. Когда-то он, не сомневаясь, доверился бы эльфу Фергюсу. Они были с ним в чем-то родственными натурами, сдержанными в эмоциональных проявлениях и педантичными в делах. И Вигман ему доверял, считая его, помимо прочего, еще и решительным, способным на мужественный поступок эльфом. Фергюс не боялся самого эльбста Роналда и, несомненно, не устрашился бы кобольда Джеррика. Но Фергюс погиб восемь лет назад.

Был еще леший Афанасий. Он тоже не страшился гнева эльбста Роналда. Но он казался гному диким и непредсказуемым. Вигман никогда бы не доверился ему в финансовых делах.

Но сейчас речь шла не о деньгах, а о судьбе планеты. И, если здраво размыслить леший не меньше, чем он сам, гном Вигман, заинтересован в том, чтобы остановить Джеррика. Ведь, случись Армаггеддон, все леса на планете уничтожат природные катаклизмы, которые неизбежно возникнут при смене магнитных полюсов. Деревья будут снесены под самый корень бурями или сгорят в пожарах, которые охватят всю землю. Возможно, погибнет сам Афанасий, как и вся его орда леших.

А, следовательно, пришел к выводу Вигман, лучшей кандидатуры ему не найти.

Оставалось только найти Афанасия. Но это не представляло затруднений. Вигман знал, что когда леший приезжал в Берлин, то все свое свободное время он предпочитал проводить в ресторане Peterhof, расположенном на Grossbeerenstrasse. Ресторан славился славянской кухней и напитками.

Главное, думал Вигман, усаживаясь в такси, чтобы Афанасий не успел вернуться в свою тьмутаракань. Так гном называл отроги Сихотэ-Алиня, расположенные на Дальнем Востоке России, где леший проводил основную часть своей жизни. Такое путешествие было бы для гнома слишком тяжелым испытанием. И не только из-за расстояния, которое пришлось бы преодолевать. Вигман был европеец, во многом сибарит. Первозданная лесная чаща и соответствующая ей простота обычаев и нравов, с которыми он должен был непременно столкнуться, отправившись на поиски лешего в его родные края, были для гнома сродни тому же Армаггеддону. Вигман предпочел бы нищенствовать на улицах Берна, чем вести дикую жизнь в дебрях Сихотэ-Алиня.

Но ему повезло. Леший задержался в Берлине, чтобы покутить в Peterhof.