Видимо, чтобы ни у кого не вызывал сомнения характер этого учреждения, на втором этаже здания посетителя встречал белый медведь. Вернее – чучело белого медведя.
А в кабинете начальника отдела, куда направили Дагурову, висел на стене отлично выполненный трофей, правда не охотничий, а рыболовный – оскаленная голова щуки.
Леонид Павлович Саженев, хозяин кабинета, крепкий мужчина лет пятидесяти пяти, о трагической истории в
Кедровом знал понаслышке и был озабочен появлением следователя.
Дагурова попросила поднять разрешения, выданные
Авдонину на отстрел зверей в заповеднике, а заодно и отчеты института, как добытые звери были использованы.
Начальник отдела дал соответствующее распоряжение одному из сотрудников и, пока шли поиски, все пытался выяснить, какое это имеет отношение к случившемуся в
Кедровом. Ольга Арчиловна уходила от ответа, старалась перевести разговор на другое, не намереваясь открывать карты.
Потихонечку разговорились. Саженев когда-то руководил крупным зверопромхозом в Восточной Сибири и те места, где теперь жила Дагурова, знал хорошо. Воспользовавшись этим обстоятельством, следователь спросила, много ли может добыть охотник шкурок за сезон.
– Охотник охотнику рознь, – усмехнулся начальник отдела. – Есть такие – ого-го! На шесть с лишком тысяч рублей сдают продукции… Был у меня один, чемпион, можно сказать. Средняя норма охотопользования на человека – двадцать тысяч гектаров. А он за сезон ухитрялся освоить сто двадцать! В условиях Восточной Сибири! Где от мороза деревья раскалываются.
– Вы хотите сказать, он прочесал на лыжах сто двадцать тысяч гектаров? – переспросила Дагурова. Она считала себя уже сибирячкой, и эта цифра показалась ей фантастической.
– Смекалистый мужик! Мотоцикл переделал в аэросани… А дедовским способом – на лыжах – ни в жизнь.
– Это другое дело… И сколько же шкурок он добывал за сезон?
– Точно я сейчас уже не помню… Соболей больше ста, белок, кажется, тридцать. Да еще норку, ондатру, зайцев…
Этого товара, правда, поменьше, но ведь основное богатство – соболь!
Зашел сотрудник отдела. Все те разрешения, которые были зарегистрированы в заповеднике Кедровом у Гая, вернули в управление с подробными отчетами. В них говорилось, что шкурки отстрелянных животных были использованы для научных исследований на кафедре, где преподавал Авдонин.
– Последнее разрешение было выдано 24 июля этого года, – сказал сотрудник отдела. – На отстрел одного соболя и одной куницы… Пока не вернули…
«Значит, разрешение выдано за три дня до гибели Авдонина», – подумала следователь.
– У нас все как в аптеке, – сказал начальник отдела, когда они снова остались с Дагуровой одни.
– Да, с разрешениями у вас как будто порядок, – задумчиво сказала Ольга Арчиловна.
Начальник отдела с беспокойством посмотрел на нее.
– Система продумана, – подтвердил он. – Вы хотите сказать, в Кедровом браконьерничают?
– Есть подозрение, – кивнула следователь, решившись чуть-чуть приоткрыть завесу.
– Ай-я-яй! – покачал головой Леонид Павлович. – Не дай бог до высокого начальства дойдет…
– Я же сказала – подозрения…
– Ну да, – искренне сокрушался начальник отдела. –
Если прокуратура взялась… Вы шутить не любите. Еще представление в Совет Министров бабахнете. Так некстати, очень некстати…
– А когда нарушения были кстати? – заметила Дагурова. Она не могла понять, что кроется за беспокойством начальника отдела. Боязнь, что сор вынесут из избы? А
может, и сам Саженев наезжал к Гаю, как другие гости? На первый обход…
– Что верно, то верно, – вздохнул хозяин кабинета. – Но уж больно у нас серьезно относятся к выступлениям газет о нарушениях в заповедниках…
– Лучше, по-моему, когда нарушения вскрываются и виновные наказываются. Верно?
– Согласен с вами. Но есть и оборотная сторона. Стране нужны новые заповедники, новые заказники! Много! А как только мы ставим вопрос об этом, нас упрекают, что в уже существующих не можем навести порядок… Вот такие дела, дорогой товарищ следователь. Журналисты хотят сделать доброе дело, а получается… Конечно, сплеча рубить легче.
По тому, как он горячо произнес эти слова, Ольга Арчиловна поняла: Саженева действительно волнует свое дело, своя работа.
– Вы в Кедровом не бывали? – все же не удержалась она.
– Не пришлось. А что?
– Да нет, ничего, – ответила следователь, глянула на часы и удивилась: рабочий день подходил к концу…
Потом был обед (или ужин?) в кафе возле станции метро «Дзержинская». И когда Дагурова вышла на площадь, поливаемую упорным, надолго зарядившим дождем, вспомнился родной Ленинград, летний Питер вот с таким же дождем и от этого уютными нарядными улицами с дрожащими на асфальте отблесками витрин магазинов.
Захотелось побродить по городу, заглянуть к кому-нибудь из знакомых. Но таковых в Москве не было, разве что кое-кто из приятелей отца. Однако ни адресов, ни телефонов Ольга Арчиловна с собой не прихватила.
«Неужели в гостиницу?» – с тоской подумала она. И
вдруг вспомнила: Авдонин, отец Эдгара Евгеньевича. На ее взгляд, встретиться с ним в этот час было вполне прилично.
Да и дел на завтра более чем достаточно…