Предупрежденный по телефону о ее приезде, Евгений
Пантелеевич встретил Дагурову в старых брюках, в курточке от лыжного костюма и в стоптанных домашних тапочках.
– Сразу нашли? – спросил Авдонин-старший, проводя гостью в маленькую комнатку, где было так тесно, что не хватало места для стульев. Сидеть пришлось на жестком узком диванчике.
Вдоль стен – сплошные стеллажи. На них книги вперемешку с различными инструментами и деталями. Тут же располагался небольшой верстачок. А в довершение всего
– большой аквариум, который весело искрился пузырьками воздуха, непрерывно поднимающимися со дна.
– Вы отлично объяснили, – сказала Ольга Арчиловна.
Хотя она и растерялась поначалу, сойдя с автобуса: ее обступило скопище стандартных домов.
– А я иногда путаюсь, – признался Авдонин-старший. –
Хоть и въехал сюда четыре года назад, представьте себе, на прошлой неделе попал в соседний дом… Они все такие до ужаса одинаковые!
– Как в фильме «С легким паром…».
– Точно. Слава богу, вид отличный. – Евгений Пантелеевич показал в окно. За широкой лентой асфальта, по которой двигался непрерывный поток автомобилей, начинался лес. – Кольцевая дорога. Дальше – Московская область, – объяснил он. И вдруг спросил: – Знаете, как называют москвичи новые районы?
– Микрорайоны?
– Нет. Спальные города. – Он улыбнулся. – Мы здесь не живем. Только спим. В шесть часов утра я уже на остановке автобуса. А после работы домой доберешься, едва успеваешь поесть да прихватить часок телевизора – и на боковую…
Дверь в комнату осторожно отворилась, и на пороге появилась девчушка лет пяти, в брючках и в маечке, с плюшевым львом в руках.
– С Катькой совершено невозможно играть, – заявила она, подражая взрослым.
– Маргарита, вы нам мешаете, – строго сказал Авдонин, хотя в глазах у него светилась добрая улыбка.
Девочка бесшумно закрыла за собой дверь.
– Внучка? – спросила Дагурова.
– Разве я похож на дедушку? – Евгений Пантелеевич провел рукой по темным, почти без седины, волосам. И, не дождавшись ответа, сказал: – Дочь. Младшенькая. А всего их у меня, – он показал на пальцах, – трое. И все девочки.
– Извините, пожалуйста, я не совсем точно выразилась,
– стала оправдываться Дагурова за сорвавшегося с языка «дедушку», а про себя удивилась. Если судить по возрасту его погибшего сына, Авдонину-старшему было около шестидесяти, не меньше.
– Жена любит детей, – продолжал Евгений Пантелеевич. – Она на двадцать лет моложе меня. Тут уж приходится подстраиваться… Да и я доволен. Дети в доме –
счастье в семье.
«Ну вот, заговорили о детях, пора переходить к делу», –
решила Ольга Арчиловна.
– Они, ваши дочки, дружили с братом? – спросила Дагурова.
– С Эдиком? Даже знакомы не были, – вздохнул Авдонин. – Алла Петровна, первая жена, отрезала: все, словно меня нет… Удивляюсь, что сообщила о похоронах.
– Когда вы расстались с прежней семьей?
– Эдику было шестнадцать. – Евгений Пантелеевич провел по лицу обеими ладонями, словно стирая воспоминания о старых обидах и переживаниях. – Но я потерял сына как сына еще раньше… Мальчик он был смышленый, любознательный. – Авдонин-старший улыбнулся. – Без лишней скромности, наверное, в меня… А вот жизненная философия, что ли, от Аллы Петровны… А может, это вечный конфликт отцов и детей?…
Евгений Пантелеевич замолчал.
– Что вы имеете в виду? – спросила следователь.
Ей нужны были подробности, факты. Авдонин, видимо, понял это.
– Эдик очень меня любил. Часами мог наблюдать, как я мастерю… Жили мы в коммуналке, я под мастерскую чуланчик приспособил. Это было его любимым местом. Думал, помощник растет. Инженером станет… Аллу Петровну это бесило. Для нее инженер не человек – зарплата не устраивает. Странно, не правда ли? Вы, конечно, не знаете, молоды. А в те времена, когда я получил диплом, инженер
– звучало. В инженерные вузы были самые большие конкурсы. В торговый шли те, кто провалился в технический.
Теперь – наоборот. Женщина, по-моему, наперед видит, будет она жить с мужчиной всегда или они разойдутся…
Не хочу возводить напраслину, но мне кажется, Алла
Петровна терпела меня только потому, что надо было поставить на ноги сына… На это я не обижаюсь. Сын общий, общая и ответственность. Но лет этак с десяти я почувствовал, что Эдик отходит, отдаляется от меня. Методы использовались самые действенные. Мать настаивает, чтобы у него были часы, я – против. Не потому, что жалко денег,
но часы в десять лет, для чего? Дальше – больше. Алла
Петровна собирается на курорт. Это понятно, уставала она сильно: целый день на ногах. Пусть едет, отдыхает, главное
– здоровье. Но зачем брать Эдика? Ему бы в пионерлагерь, в походы с рюкзаком, а не на пляже валяться.
– Море – это хорошо для детского организма. Тем более мы – дети северные, – пыталась как-то защитить Аллу
Петровну следователь.
– Понимаю, болел бы. Грудь слабая или, к примеру, рахит… Кровь с молоком! Тоже, между прочим, в меня. А
я, не поверите, Черное море только по телевизору видел. И