Хищники

ничего! Лифт есть, а я поднимаюсь на наш десятый этаж пешком. Да еще с полными авоськами… Нет, это не блажь… Тренирую сердце. В общем, мать готовила Эдика к другой жизни…

Авдонин снова замолчал.

– К какой? – спросила следователь, явно желая продолжения разговора.

– А я знаю, – усмехнулся Евгений Пантелеевич. –

Чтобы в доме – только дорогие вещи… О, о вещах Алла

Петровна могла говорить часами! Ее любимое занятие –

хождение по комиссионкам. А когда она стала модным парикмахером – к ней недельная очередь стояла, – дома только и слышалось: у такого-то не дача, а дворец, не собака, а какое-то чудо животного царства, из самой Англии… В четырнадцать лет Эдик на день рождения получил от матери в подарок какой-то иностранный суперпроигрыватель с набором западных шлягеров. А от меня – четырехтомник Гоголя. Победили шлягеры… Мы с сыном, как две льдины в море, расходились все дальше и дальше…

Перед нашим разрывом с Аллой Петровной у меня с ней состоялся крупный разговор. Кого, спрашиваю, ты растишь? Она накинулась на меня. Ты, говорит, хочешь, чтобы он весь свой век был в кабале. Чуть свет – на службу, от звонка до звонка, забота о каждом куске хлеба… Я ей втолковываю: страсть к вещам – вот настоящее рабство. Их хочется все больше и лучше, чем у других. И предела этому рабству нет. Погоня за призраком. А душа гибнет. И начинается: работа – для карьеры, знакомые – только для блата, не дружба, а связи… Когда я понял, что стал в тягость не только жене, но и сыну, взял и ушел. Поверьте, было очень тяжело. Семнадцать лет прожито с человеком –

не шутка. Пес и тот к своей конуре привыкает. Признаюсь, через полгода не выдержал, позвонил. Думал, наладится…

А меня уже вычеркнули. Знаете, как демобилизованного солдата: из списков, с довольствия и так далее.

– И вы больше не виделись с сыном? – спросила Дагурова.

– Два раза. Когда он защитил кандидатскую, позвонил.

Посидим, говорит, где-нибудь. Как я обрадовался. Пошли в ресторан. Эдик подвыпил. Говорит, у меня теперь такой мощный поплавок, в смысле – диплом кандидата. Ты, мол, тоже имеешь к этому отношение, но какое, объяснять не стал… Я ему о своей жизни рассказал, как раз вторая дочурка родилась, Катенька. Он взял мои координаты, обещал навестить, познакомиться с кузинами, как он выразился. Хотя какие они ему кузины? Не двоюродные ведь, родные… И на прощанье попросил, чтобы я ненароком не проговорился Алле Петровне о нашей пирушке. А я даже не знал, где и как она живет… По-моему, эта встреча нас окончательно разъединила. Может, у него были надежды, что я стал наконец начальником. Не знаю. Но звонков не последовало. Ни домой, ни на работу… Второй раз и последний видел я Эдика на похоронах… Покойником…

Ехала Дагурова в свою гостиницу с дальнего микрорайона, буквально засыпая. Еще бы, у них дома было уже утро, а в Москве начиналась ночь. Сквозь нестерпимую дрему в автобусе и метро она припоминала разговор с Евгением Пантелеевичем и не могла понять: симпатизировала она ему или нет?

Мещанство… Что это такое? Как его определить и отличить? Получается парадокс. Кругом толкуют, что нужно больше товаров и самого лучшего качества. Собственный автомобиль сегодня не роскошь. С другой стороны, стремление к этому объявляется мещанством, оскудением духовного мира. Где же истина? Видимо, в чувстве меры.

До своего номера Дагурова добралась усталая, едва хватило сил раздеться и лечь в кровать. Дальше – провал.

Без всяких сновидений. Утром Ольга Арчиловна вскочила с постели, словно подброшенная пружиной. Часы показывали начало десятого…

Снова транспорт – метро, автобус. Но теперь уже Ольга

Арчиловна смирилась: никуда не денешься, надо относиться к этому как к неизбежности.

Москва была красива в этот августовский день. Нежаркое солнце, люди одеты как на праздник, особенно молодежь. Яркие рубашки, блузки, платья. И джинсы.

Почти на каждом втором подростке, будь то парень или девушка. Что и говорить, на юных, стройных они смотрелись. Ей и самой хотелось ходить па работу в джинсах –

удобно, но она не была уверена, что начальство одобрит эту идею.

Здание института кинематографии следователь нашла без особых трудностей. Зайдя в вестибюль, она сразу увидела список абитуриентов, поступающих на актерское отделение, допущенных в последнему туру. Среди них была и Марина Гай. Теперь встала задача: уговорить членов приемной комиссии провести с дочерью директора заповедника своеобразный эксперимент. И так, чтобы девушка ни о чем не догадалась.

Идея такого необычного эксперимента родилась у нее в последнюю минуту при отъезде из Кедрового. Ольга Арчиловна поделилась с Новожиловым. Он одобрил, даже сказал: очень интересно.

Профессор Климентий Борисович, к кому ей порекомендовал обратиться декан факультета, принял ее сначала за абитуриентку (Ольга Арчиловна была не в форме, а в обычном летнем платье). Узнав, что она старший следователь, профессор хмыкнул:

– Ну-ну. С вашими данными не преступников ловить, а сниматься в кино. Рекомендую подумать.

– Так у вас разве пройдешь? – улыбнулась Дагурова в ответ на комплимент. – Туры, собеседования…