Хищный зверь

— Добро пожаловать в мир простоты. При столкновениях гораздо более серьезных, чем преимущество при проезде перекрестка, — вживую, в коридоре, в супермаркете те же люди, что обрушиваются на тебя из-за руля, реагировали бы очень сдержанно. И уж точно не стали бы ковырять в носу, оказавшись на том же расстоянии, к примеру, в очереди к кассе. Но ты отдаешь себе отчет, насколько эфемерны те барьеры, что заставляют нас чувствовать себя защищенными в машине? Или на странице «Фейсбука»? Однако стоит нам забыть о последствиях нашего поведения, как мы отпускаем вожжи.

— Ладно, я поняла. Но при чем тут мы с Роберто и все остальные, у кого отношения полиняли и стали скучными?

— Не полиняли и не стали скучными, а стали просто-напросто нормальными. Расслабься, поменяй перспективу, включи мозг и поймешь, что сердиться из-за того, что отношения плохо заканчиваются, это все равно что гневаться, зачем солнце вечером садится, потому что тех отношений, которые заканчиваются хорошо, на самом деле не существует.

— Ты прав. Но что это значит?

— Инстинкт самосохранения генетически обусловлен у каждого дикого зверя. Мы, голые обезьяны, и еще несколько видов животных достигли способности проецировать наши действия в будущее. Значит, мы умеем остерегаться, если последствия того, что мы предвидим, нас пугают. Малыш нескольких лет от роду не шагнет в пустоту, он подсознательно боится высоты. Когда вырастет, он поймет почему. Потом он с удовольствием прыгнет, но только если у него будет парашют или что-то мягкое снизу. Понимаешь меня?

— Да, я уже все поняла. Любовные отношения в некотором смысле дают нам ощущение, что мы находимся внутри своего автомобиля. Я правильно уловила?

— Правильно. Именно поэтому мы во всех смыслах отпускаем себя в присутствии партнера, в каком-то странном убеждении, что отношения, которые нас связывают, никогда не кончатся. Взаимное доверие, интимность дают нам чувство защищенности, заставляют нас чувствовать себя в автомобиле, больше того — дома. И это ощущение длится, как в сообщающихся сосудах, даже когда что-то ломается. Мы продолжаем чувствовать себя под защитой автомобиля и видеть внизу матрасик, который смягчит все наши прыжки.

— А тем сообщением, которое мы только что отправили, мы выдернули матрасик из-под Роберто.

— Совершенно верно. Еще не факт, что это подействует, но попытаться стоило. А теперь, Сабина, ответь мне на один вопрос, только внимательно подумай. Роберто сумасшедший?

— В каком смысле?

— Отвечай не думая, ты ведь его хорошо знаешь. Он сумасшедший?

— Да нет, конечно! Какого черта… Скорее, наоборот.

— Учти, я его не знаю, поэтому полностью полагаюсь на тебя. Мои методы работают всегда или почти всегда, но только с психически нормальными людьми. Будь они неграмотны или научно подкованы, значения не имеет. Каковы бы ни были современные надстройки, они не вмешиваются ни в гены, ни в инстинкты, потому что, уверяю тебя, поле остается зеленым в любом случае. Но если мы имеем дело с психическими патологиями, явными или скрытыми, надо быть очень внимательными. Человеческий разум — это бездонный колодец, и его ресурсы до конца никогда не используются. Там, где есть патология, зачастую эффективен только один способ вмешательства: окончательное решение проблемы с помощью силы.

— Ты начал сомневаться, не болен ли он. Почему?

— Если ты уловила мою мысль, значит, знаешь ответ.

Сабину уже начала одолевать усталость, но она сделала последнее усилие, все еще находясь в плену притягательности этих волнующих бесед о ее жизни, непоправимо посредственной, как и многие другие жизни. На этот раз ей было нетрудно уловить мысль Нардо.

— Потому что он явно перестарался, хотя и ясно понимал, каковы могут быть последствия по ту сторону вполне законного ощущения защищенности либо в автомобиле, либо с парашютом за спиной.

— Молодец, получаешь повышение по службе. Возможно, подогретый твоим молчанием, которое совсем не всегда помогает разрешить проблему, он надавил на какую-то кнопочку, из-за чего я усомнился в его психическом здоровье. У него есть жена, есть ребенок, вот-вот родится еще один, у него завидное положение, он может иметь практически любую женщину, какую только пожелает. И все это поставить на кон только из-за того, что твоя любовница бросила тебя, обнаружив, что ты ее унизил? Не очень-то это вяжется со стандартным поведением голой обезьяны его породы. Так говорит мой опыт, и это меня тревожит.

— На самом деле и я встревожена.

— А у него были прецеденты? Я вот что имею в виду: известны ли тебе случаи в прошлом, когда он терял голову в сходной ситуации или проявлял неуравновешенность?

Сабина задумалась, склонив голову набок, как делают обезьяны, однако Нардо ей на это указывать не стал. Наконец она вспомнила:

— Со мной он никогда не проявлял насилия. Но однажды рассказывал, что в юности у него случился бурный роман с одной девушкой, которая была помолвлена. Она ему изменила, и он «больше никогда ее не видел». Он так и сказал, слово в слово.