Хюбрис, или В тени маяка

– Тот, кто меня спас.

– Как тебе сказать… – В самом деле, попробуйте описать «патологоанатома» в двух словах. И все же имелась особая примета, которая поразила меня сильнее прочего. – Он все время улыбался.

– Это был Йоост!

Я вложил очки мальчишке в руку. Вблизи его глаза выглядели как две закопченные стекляшки, вросшие между полураскрытыми веками. Он надел очки и побрел рядом со мной, постукивая по дороге тростью. На первых метрах наконечник трости то и дело попадал в мягкие и полужидкие субстанции, выпавшие или вытекшие из трупов. Я предпочитал не смотреть. Минута казалась подходящей для доверительной беседы.

– Ты, кажется, говорил, что Йоост – это кто-то из твоего сна?

– Да, во сне я его видел.

– А меня ты тоже видел?

– Вас мне показал Хендрик.

– И какой же я?

– Большой. Рыжий. У вас длинные волосы. Вы заплетаете бороду в такие смешные косички. Хендрик говорил, что вы рассказываете истории морякам, хотя сами не бывали дальше маяка.

Да, парню грех было жаловаться на воображение. Вообще-то, мне тоже, но сейчас я пытался душить в зародыше свои фантазии. И без того действительность с каждым часом становилась все мрачнее, давая фору предчувствиям.

Мы дошли до машины, и Зак вылез нам навстречу. Чуть ли не впервые в жизни этот пес имел виноватый вид. Не мне его осуждать. Лично у меня одна лишь мысль о чертовом призраке из морга вызывала содрогание. Кстати, сейчас я почему-то подумал, что ланцет – штука, пожалуй, старинная, давно вышедшая из употребления. Но, как видно, не везде.

Сил у меня было не больше, чем у околевшего кота, однако я держался на выпитом роме и на страхе. А еще на отвращении. Оказалось нелегко забыть, как чавкало полужидкое месиво, по которому пришлось потоптаться… из-за мальчишки, конечно.

– А ну-ка подожди, – сказал я, прежде чем он успел забраться в «патрол». Взял его за руку и отвел на несколько шагов в сторону от дороги – туда, где густо росла трава. Слепой не сопротивлялся, хотя мог бы, учитывая, как ловко он управлялся с тростью.

– Почисти обувь. И трость заодно.

Случалось, я и раньше обнаруживал в себе мелочный педантизм, граничивший с занудством. Но сейчас это смахивало на опасный для жизни идиотизм. Йоост внушал мне панический ужас, и тем не менее я тщательно (насколько это возможно в почти полной темноте) очищал подошвы кроссовок. Позже понял зачем – чтобы меня не вывернуло. Если бы в салоне появился запашок… Мальчишка тоже старался, шаркая рядом. Зато когда мы закончили, к «ниссану» рванули чуть ли не бегом. Больше ничто не могло удержать меня поблизости от двух мертвецов, разделанных точно свиные туши.

Выходило, что слепой все-таки добился своего. Мы снова двигались к «маяку».

Теперь я хотел одного – убраться как можно дальше от перекрестка, где произошла бойня, но дорога была хуже смерти. Зубодробительная тряска, пытка для моих суставов и приговор рефлексам, едкий песок в глазах, кровь во рту. И все же минут двадцать я продержался. А что касается моего портрета, который на словах набросал слепой… Знаете, цинизм – полезная штука; не позволяет забыть о разнице между видимостью и сущностью. Однако свой яд я привык использовать полностью.

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но я среднего роста, волосы у меня раньше были темные, а теперь седые, и я никогда не носил бороду, разве что трехдневную щетину, как сейчас.

– Но вы рассказываете истории? – уточнил слепой.

– Ну, если ты настаиваешь…

И после этого уже было бессмысленно спрашивать, как выглядит Хендрик.

17

Меня еще хватило на последнюю предосторожность: я съехал с дороги и загнал «ниссан» в какой-то чахлый кустарник. В темноте это могло сойти за маскировку. О приятных снах и не мечталось; даже о том, чтобы принять лежачее положение, речь не заходила. Я вырубился, сидя за рулем и едва успев заглушить двигатель, и мне было плевать, что там у слепого на уме.

Проснулся я оттого, что кто-то противно скреб по стеклу. Судя по окружавшей меня мглистой серости, наступил предрассветный час, когда звезды уже гаснут, а птицы еще не поют. Примерно в такие же сумерки были погружены мои мозги – с той лишь разницей, что на скорый восход солнца надеяться не приходилось.

Массивная темная фигура закрывала обзор слева. Ее обладатель сделал еще одну попытку – теперь он постучал костяшками в боковое стекло. Я различал его руку; слава богу, перчатки на ней как будто не было. Да и вряд ли «патологоанатом» проявил бы такую вежливость и такое долготерпение.

Стоило мне пошевелиться, и все тело протестующе заныло. Я прикинул, что поспал часа три-четыре, не больше. Для лентяя вроде меня это не сон, а издевательство. На сиденье справа посапывал Зак, а рядом с ним тихо спал мальчишка с запрокинутой головой и открытым ртом. Очень трогательно… Мои глаза закрылись.

– Эй, Илюшка, вставай! – раздался откуда-то сверху голос Давида.

– Иди ты, – проворчал я себе под нос.