Хюбрис, или В тени маяка

Трусики долой. Что тут у нас? А что тут может быть. Все то же самое… тысячи лет одно и то же, но никогда не надоедает.

– Или крестница…

– Ага, крестница…

Легкое плавное вхождение. С любимой женщиной каждый раз – как первый.

– Или он ее чему-то учит…

– Да, он ее научит…

Господи, такое впечатление, что в последний раз я трахался не прошлой ночью, а десять лет назад.

– Или она – его…

– Скорее всего, она – его…

Только не взорвись преждевременно от восторга, мой старый друг. А ведь уже не мальчик, полтинник разменял…

– А теперь ты сверху, моя сладкая…

Я очутился там, где нет времени. В точке сингулярности. Это была глубочайшая и нежнейшая сингулярность. Я пребывал в ней до Большого Взрыва.

– …Теперь купаться, – сказала Ирка. – Можешь не одеваться. На эту ночь Давид объявил свой пляж нудистским.

– Гм. – Оставалось надеяться, что при лунном свете я буду выглядеть не слишком уродливо. Заняться собой, что ли? Начать бегать по утрам… Нет, на фиг. На такие жертвы я не способен, даже если все лолиты мира морщат носики при виде моего пивного брюшка.

На краю скалы пылал костер – дело рук Дикаря. Иногда я подозревал в нем пиромана. А может, в него вселилась душа какого-нибудь бедняги, выброшенного на необитаемый остров. Во всяком случае, он порой разводил такие костры, что огонь, наверное, был виден с моря за десятки километров.

Внизу на пляже гремела музыка. Старый переносной «шарп» был включен на полную громкость, и Григорий Лепс разрывался в ночи: «Вот и кончилось лето – наше лето, не вернуть его…» Но лето, слава богу, только начиналось. И в стоявшем на берегу ящике не хватало пока только двух бутылок вина. Лунная дорожка уводила к горизонту, словно символ еще не потерянной надежды на еще не потерянный рай…

Давид плескался метрах в тридцати от берега. Информация насчет нудистского пляжа оказалась достоверной. «Крестница», одетая только в браслеты, танцевала на островке. Я посмотрел на нее и поздравил себя и своего старого друга с предусмотрительно осуществленным соитием. Потом я посмотрел на Ирку. Она была старше очередной Давидовой пассии лет на двадцать, но, ей-богу, я знал, кого бы я выбрал, если поставить их рядом. Теперь я мог спокойно веселиться.

Мы зашли в воду и поплыли к Давиду расслабленным брассом. Гостеприимный хозяин приспособил старый буй под плавучий столик и расставил на нем бутылки и стаканы, благо стоял полный штиль. Только не у меня в голове. Стоило на секунду прикрыть глаза, и я начинал видеть сверкание нездешних звезд. Приливы и отливы полузабытых эмоций сменяли друг друга с умопомрачительной быстротой. Мелькнул даже призрак чего-то похожего на счастье, но я никогда не умел жить и брать от жизни все. И внутри зазвучала другая песня, гораздо более старая:

«Almost gone
Yeah, it's almost gone
Where will we be
When the summer's gone?»[3]

– Ирочка, – начал Давид после того, как мы выпили, – мне иногда кажется, что я знал тебя раньше.

– Вряд ли. – Ирка смотрела на него без улыбки. – Я бы этого ни за что не забыла.

– Да, похоже, единственный случай, когда ленивец Илюшка меня опередил. Не могу себе простить. Я безутешен.

Она потрепала его по щеке:

– Давид, я для тебя слишком стара. Ты же предпочитаешь женщин помоложе. Может, пора позвать к нам твою юную утешительницу?

– Не надо, она и так достаточно выпила.

– Ей хотя бы исполнилось шестнадцать? – У меня был чисто умозрительный интерес. Хотелось понять, чем Давид охмуряет этих дурочек. Не читают же они, в самом деле, наши – пардон, его – романы в шестнадцать-то лет. Они вообще ничего не читают, кроме SMS и глянцевых журналов.

– Ей девятнадцать, – сказал Давид немного раздраженно. – Просто хорошо выглядит. Ты думаешь, я стал бы рисковать, связываясь с малолеткой?

– Кто вас, писателей, разберет. – Теперь Ирка заговорила игриво и подплыла к Давиду поближе. Мне даже показалось, что она коснулась его плеча обнаженной грудью. – Мало ли на что вы способны… в порыве страсти.

Давид неестественно засмеялся. Внезапно со стороны моря в нас ударил луч мощного прожектора. Одновременно завыла сирена и заглушила музыку. Уголок рая мгновенно превратился в филиал ада. Я отвернулся, чтобы не ослепнуть, и увидел на скале фигуру Дикаря, который дергался на фоне костра в каком-то исступленном танце.

Всем своим погруженным в воду телом я ощутил низкочастотную вибрацию. Под завесой слепящего света на меня надвигалось большое судно, и что-то совсем не верилось в добрые намерения тех, кто находился на борту. Раздался истошный лай. Гигантская тень закрыла луну и поглотила лунную дорожку на взбудораженной воде.

30