Хюбрис, или В тени маяка

Пугающие метаморфозы продолжались. Сирена уже не выла, а пела хорошо поставленным контральто. Свет прожектора остался только в воспоминаниях, так же, как и шум силовой установки и винтов. Поднялись волны. Я крутился в холодеющей воде, пытаясь понять, куда в одночасье подевались Ирка и Давид. Берег стремительно удалялся от меня, словно в 3D-кошмаре. Страшная боль взорвалась в правой руке. Это крюк едва различимого в темноте багра вонзился в плечо.

– Тащи его! Тащи! – прохрипел чей-то смутно знакомый голос.

Я поднял руку, дернулся и освободился от крюка ценой вырванного куска мяса. Из-за боли я плохо соображал. Кажется, пытался плыть, но обнаружил, что не могу даже принять в воде горизонтального положения, – на мне был спасательный жилет. Снова мелькнула тень багра; на сей раз крюк вонзился в жилет. Неодолимая сила повлекла меня к борту корабля, превратившегося в старый парусник.

Не помню, как я оказался на палубе. Надо мной склонялись темные фигуры. За ними мертвым ровным светом сияли огни Святого Эльма на топах мачт без парусов. Мою щеку облизал длинный шершавый язык; из собачьей пасти несло блевотиной.

– Жив? – спросил кто-то.

– Жив, – ответила женщина.

– Отлично, мы его спасли, – произнес голос Давида.

Я с трудом различил его лицо, оно было ближе других. На нем появился шрам от виска до подбородка.

– С прибытием на борт, Илья, – сказал Давид. – Долго же пришлось тебя искать.

Он помог мне встать и избавиться от жилета, потом повел куда-то. Я обнаружил на себе холщовые штаны, подвязанные веревкой. Корабль отчаянно скрипел, словно доживал свои последние минуты. Если это спасение, то что тогда обреченность? Кровоточащая рана, налитые свинцом ноги, все еще воющая в голове сирена…

Мы пришли в каюту, где горела свеча. На откидной деревянной полке, используемой в качестве стола, лежала придавленная оловянным распятием стопка очень старой на вид бумаги. Рядом стоял специальный письменный прибор для путешественников в обтянутом кожей ящичке. Возле стены раскачивался гамак. В нем, словно пойманная сетью рыба, поблескивал серебристый корпус ноутбука. По-моему, того самого, что пропал из «домика смотрителя».

– Что за дерьмо, Давид? – спросил я, немного очухавшись. – Ты хотя бы предупредил, что тут снимается кино.

– Никакого кино, дружище. Все это настоящее, несмотря на меняющуюся видимость. Остальное здесь не имеет значения – ни лица, ни имена, ни одежда. Ни даже время.

– Здесь – это где?

– На борту корабля. Есть только плавание. Все, что кроме, – тяжелая болезнь. Источник заразы. Сухопутная лихорадка.

Лихорадка? Вполне возможно. Кто-то из нас двоих бредил.

– И ты пишешь об этом? – спросил я, уставившись на пачку бумаги и антикварный письменный прибор. – Теперь работаешь по старинке, да? Электричество – тоже источник заразы? «Маяка» тебе оказалось мало?

Не знаю, чего было больше в моих вопросах – сарказма или истерики. Давид молча смотрел на меня. Улыбался. Шрам, как ни странно, придавал его лицу достоверность, словно царапина на старой потрепанной фотографии. Потом он наконец произнес:

– За этим я тебя и звал. Ну так что, желаешь присоединиться?

В этот момент в дверь каюты постучали.

– Войди, – сказал Давид.

Дверь открылась. На пороге стоял Дикарь, одетый в рубище, которое выглядело так, точно было скроено из савана.

– Хозяин, капитан просил передать, что Адриан подстрелил сирену.

– Хорошо, я сейчас. Илюша, ты не против взглянуть?

– Давид, мне не нравится твоя плавучая психушка… в отличие от «маяка». Кажется, на этот раз ты зашел в своих фантазиях слишком далеко. Извини.

– Нет, это ты извини за беспокойство. Надеюсь, однажды ты созреешь, и это случится раньше, чем тебя найдет твоя сирена. А сейчас возвращайся.

– Куда?

– Туда, откуда явился. – Он подмигнул мне и вышел из каюты вместе с Дикарем.

Сразу после этого деревянные переборки и доски обшивки начали истлевать у меня на глазах. Сквозь прорехи со всех сторон хлынула субстанция, текучая, как вода, и черная, как нефть. Я уже не ощущал ее.

Утратив опору под ногами, я рухнул в темноту.

31

Сон. Слава богу, всего лишь сон. Хотя первая часть была действительно приятной. Настолько приятной, что оставила на память засохшую сперму. Поскольку я заснул, не раздевшись, теперь не мешало бы принять душ и поменять трусы. Но за чистыми трусами надо было топать к «ниссану», а в такую рань даже пробежка до сортира и обратно казалась мне подвигом.