Хижина дяди Тома

На лужайке перед домом гарцевало несколько всадников; негры еле сдерживали и своих и чужих собак, которые оглушительно лаяли и рвались в драку.

Верховыми были двое надсмотрщиков с соседних плантаций и городские приятели Легри, завсегдатаи одного с ним кабачка, не пожелавшие пропустить охоту на беглых негров. Компания собралась как на подбор — один хуже другого. Хозяин похаживал среди гостей и обносил водкой всех — даже невольников, ибо из таких облав для них всегда старались сделать праздник.

Ветер дул по направлению к дому, донося на чердак обрывки разговора во дворе. Хмурая усмешка пробежала по губам Касси, когда она услышала, как там обсуждают план действий, делятся на партии, похваляются достоинствами собак, дают неграм распоряжения, в каком случае пускать в ход оружие и что делать с беглянками, если они будут пойманы.

И под конец Касси не выдержала. Она отпрянула от щели в стене, сжала руки на груди и с глубоким волнением воскликнула:

— Боже милостивый! Все мы грешники, но как смеют эти люди так обходиться с нами! Чем они лучше нас? — Потом добавила, глядя на Эммелину: — Если б не ты, дитя, я бы выбежала к ним и благословила того, кто пристрелил бы меня! Стоит ли такой, как я, добиваться свободы? Разве она вернет мне детей, разве я смогу стать тем, чем была раньше?

Простодушная, как ребенок, Эммелина побаивалась Касси, когда на нее находили припадки отчаяния. Услышав сейчас эти слова, она растерялась, не нашлась, что ответить, и только ласково коснулась ее руки.

— Не надо, — сказала Касси, отшатнувшись от нее. — Я дала зарок никого больше не любить, а ты искушаешь мое сердце.

— Касси, бедная! — прошептала Эммелина. — Гони от себя эти мысли. Если господь дарует нам свободу, может быть, он вернет тебе и дочь. А если нет, я стану твоей дочерью. Мне, верно, уж не суждено встретить мою несчастную мать. Касси, хочешь ты этого или не хочешь, а я люблю тебя!

Кроткая, бесхитростная душа победила. Касси села рядом с Эммелиной, обняла ее и стала тихонько гладить мягкие каштановые волосы девушки.

— Эмми! Эмми! — говорила она. — Если бы ты знала, как изголодалось мое сердце! Как оно вянет, не зная, на кого излить материнскую любовь! — Она ударила себя рукой в грудь: — Здесь пусто, здесь все умерло! Я смогу молиться только тогда, когда бог вернет мне моих детей.

— Положись на него, — сказала Эммелина. — Он отец наш.

— Он в гневе и ярости отвратил от нас лицо.

— Не надо отчаиваться, Касси! Он добр. Я никогда не теряла веры в него.

Облава затянулась, участники ее не жалели сил, но вернулись домой ни с чем. Касси с ядовитой, ликующей усмешкой смотрела, как хозяин, усталый и совершенно обескураженный, слез с лошади у крыльца.

— Эй, Квимбо! — крикнул Легри, развалившись на диване в гостиной. — Приведи-ка сюда Тома. Это он во всем виноват, старый плут. Я с него шкуру спущу, а дознаюсь, в чем тут дело!

Сэмбо и Квимбо, ненавидевшие друг друга, сходились только в одном, в острой ненависти к Тому. Легри говорил им, что собирается сделать нового негра старшим надсмотрщиком на время своих отлучек из дому, и этого было достаточно, чтобы они почувствовали в нем соперника. Когда же Том впал в немилость у Легри, ненависть, горевшая в их рабских душонках, вспыхнула с еще большей силой. Вот почему Квимбо с такой охотой бросился выполнять распоряжение хозяина.

Том сразу догадался, зачем его зовут. Он был посвящен в план побега и знал, где прячутся Эммелина и Касси. Знал он и деспотическую натуру человека, к которому его вели. И все-таки ему легче было пойти на смерть, чем выдать беззащитных женщин.

Он поставил корзину между рядов хлопка, поднял глаза к небу, сказал:

— «В руки твои предаю дух мой. Ты спас меня, господи, боже истины!» — и покорно пошел за схватившим его за локоть Квимбо.

— Ну, теперь берегись! — говорил великан негр, увлекая за собой свою жертву. — Хозяин просто рвет и мечет. Теперь не отвертишься. Так тебе всыплют, что не скоро очухаешься! Будешь знать, как устраивать побеги.

Но эти полные злобы слова не достигли ушей Тома, он слышал другой голос, говоривший ему: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». И на этот голос он отзывался всем своим существом, словно рука божия коснулась его, придавая ему стократную силу. Деревья и кусты, лачуги, поля — свидетели перенесенных унижений, — все это вихрем проносилось мимо. Душа его трепетала; последнее его пристанище было близко, и час освобождения настал.

Легри вышел им навстречу.

— Ага, дождался, голубчик! — сквозь стиснутые зубы прошипел он, хватая Тома за шиворот. — До того ты меня довел, что я решил тебя убить!

— Что ж, хозяин, убивайте, — покорно ответил Том.

— Да… я решил… убить… тебя, — продолжал Легри с ужасающим спокойствием, — и убью, если ты не признаешься мне во всем. Где они?

Том молчал.

— Слышишь? — как разъяренный лев, взревел Легри и топнул ногой. — Признавайся!

— Мне нечего сказать вам, хозяин, — медленно и твердо проговорил Том.

— И ты смеешь отпираться, черномазая святоша?

Том стоял молча.