Умаявшись за день, Легри спал крепко. Но вот какая-то тень, мелькнув в его снах, сжала ему сердце предчувствием беды. Это Касси, и она держит в руках саван — саван его матери. Вдали послышались крики, стоны… Он знал, что все это снится ему, с трудом открыл глаза и, полусонный, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой от ужаса, почувствовал, как дверь распахнулась и кто-то вошел в комнату. Стряхнув с себя оцепенение, он круто повернулся на другой бок. Да, дверь открыта настежь… еще секунда, и погас ночник — его потушила чья-то рука.
В окно, пробиваясь сквозь туман, льется мутный свет луны… Что это? Кто-то в белом скользит по комнате! Слышен легкий шелест призрачных одежд… Привидение остановилось у кровати, коснулось ледяными пальцами его руки. Зловещий, приглушенный голос проговорил трижды одно и то же слово: «Идем! Идем! Идем!»
Легри лежал, обливаясь холодным потом, и вдруг все исчезло. Он вскочил с кровати, рванул на себя дверь и, убедившись, что она заперта, без чувств грохнулся на пол.
После этой ночи Легри запил, не зная удержу, забыв всякую меру. Вскоре на соседних плантациях и в городе разнесся слух, что «Саймон при смерти». И это была правда. Пьянство довело его до того страшного недуга, который рождает в помрачненном разуме предчувствие неотвратимого возмездия за все содеянные грехи. Легри метался, кричал, и бред его был так страшен, что в комнату к нему никто не решался заходить. И все время ему чудилось, будто возле его кровати стоит грозное привидение в белом саване, повторяющее одно и то же слово: «Идем! Идем! Идем!»
По странной случайности, наутро после той ночи, когда призрак впервые появился в комнате Легри, дверь на веранду оказалась открытой, а кое-кто из негров видел, как по ясеневой аллее, ведущей к дороге, пробежали две белые фигуры.
Эммелина и Касси только на рассвете остановились передохнуть в небольшой рощице недалеко от города.
Касси оделась, как одеваются креолки, — во все черное. Густая вуаль на маленькой черной шляпе совершенно скрывала ее лицо. Беглянки условились, что Касси будет выдавать себя за знатную даму, а Эммелина — за ее служанку.
Касси ничего не стоило сыграть эту роль. Воспитанная в богатом доме, она умела хорошо держаться, говорила по-французски, а от прежних времен у нее остались еще кое-какие наряды и драгоценности.
На окраине городка они купили дорогой чемодан, наняли носильщика, и наша важная дама появилась в маленькой городской гостинице в сопровождении мальчика, катившего на тачке ее тяжелую поклажу, и нагруженной свертками Эммелины.
Первый, кого они там встретили, был Джордж Шелби, задержавшийся в городе в ожидании парохода.
Касси разглядела этого молодого человека еще в свой глазок на чердаке, видела, как он увез тело Тома, и с тайным злорадством наблюдала за его стычкой с Легри. Разгуливая по дому в образе привидения, она подслушала разговоры негров, узнала, кто он, какое отношение имеет к Тому, и сразу прониклась к нему чувством доверия. А теперь, к ее радости, выяснилось, что они поедут на одном пароходе.
Внешность Касси, ее осанка и манеры, а больше всего деньги, которые она тратила не скупясь, были способны усыпить любое подозрение. Люди вообще склонны смотреть сквозь пальцы на тех, кто хорошо платит, и зная это, Касси предусмотрительно запаслась солидной суммой на расходы.
В сумерках на реке послышались гудки. Джордж Шелби; с учтивостью, свойственной всем кентуккийцам, посадил Касси на пароход и устроил ее в хорошей каюте.
Пока шли по Ред-Ривер, Касси не появлялась на палубе, сказавшись больной, а ее преданная служанка ни на шаг не отходила от постели своей госпожи.
Но вот добрались до Миссисипи. Джордж узнал, что незнакомка тоже собирается ехать вверх по реке, и, посочувствовав ее слабому здоровью, предложил достать ей отдельную каюту на одном пароходе с ним. И в тот же день все трое пересели на большое судно «Цинциннати», которое понеслось на всех парах вверх по Миссисипи.
Касси быстро оправилась от своего нездоровья. Она сидела на палубе, выходила к общему столу и привлекала к себе взгляды всех пассажиров, говоривших между собой, что в молодости эта женщина, вероятно, была красавицей.
Джордж с первой же встречи с Касси уловил в ней смутное сходство с кем-то, но никак не мог вспомнить, с кем именно. Сидя за столом в салоне или у дверей своей каюты, Касси то и дело чувствовала на себе его взгляд, а он, встречаясь с ней глазами, скромно отводил их в сторону.
В сердце ее закралось сомнение — уж не заподозрил ли чего-нибудь этот юноша? И наконец она решила положиться на его великодушие и поведала ему все.
Джордж был готов прийти на выручку любому беглецу с плантации Легри, о которой он не мог ни говорить, ни думать спокойно, и со свойственным его возрасту пренебрежением к возможным последствиям своих поступков обещал обеим женщинам сделать все, лишь бы помочь им.
Каюту рядом с Касси занимала француженка, мадам де Ту, путешествовавшая с очаровательной девочкой лет двенадцати.