Хижина дяди Тома

— Этих не мешает посмотреть, — сказал Гейли, обращаясь к Тому за неимением других собеседников. — Я, видишь ли, хочу подобрать хорошую партию. У тебя будет приятная компания, Том. Значит, первым долгом поедем в Вашингтон. Я займусь там делами, а тебя на это время отправлю в тюрьму.

Том покорно выслушал это приятное известие и только подумал: «У этих обреченных людей, вероятно, тоже есть жены и дети, и они не меньше меня горюют, разлучившись с ними». Надо сказать также, что брошенные мимоходом слова Гейли о тюрьме никак не могли произвести отрадное впечатление на Тома, который всегда гордился своей честностью! Да! Мы не можем не сознаться, что бедняга Том был горд своей честностью, ибо ничем другим ему не приходилось гордиться. Вот если бы он принадлежал к высшим кругам общества, тогда его гордость нашла бы для себя больше пищи. Как бы то ни было, день прошел, и вечер застал Тома и Гейли в Вашингтоне, где они с удобством устроились на ночлег — один в гостинице, другой в тюрьме.

На следующее утро, часам к одиннадцати, у здания суда собралась пестрая толпа. В ожидании торгов люди — каждый сообразно своим вкусам и склонностям — курили, жевали табак, поплевывали направо и налево, бранились, беседовали. Негры, выставленные на продажу, сидели в стороне и негромко переговаривались между собой. Женщина, по имени Агарь, была типичная африканка. Изнурительный труд и болезни, по-видимому, состарили ее раньше времени. Она почти ничего не видела, руки и ноги у нее были скрючены ревматизмом. Рядом с этой старухой стоял ее сын Альберт — смышленый на вид мальчик четырнадцати лет. Он единственный остался от большой когда-то семьи, членов которой одного за другим продали на Юг. Мать цеплялась за сына дрожащими руками и с трепетом взирала на тех, кто подходил осматривать его.

— Не бойся, тетушка Агарь, — сказал ей самый старший из негров. — Я попросил за тебя мистера Томаса, он обещал, если можно будет, продать вас одному хозяину.

— Кто говорит, что я никуда не гожусь? — забормотала старуха, поднимая трясущиеся руки. — Я и стряпухой могу быть, и судомойкой, и прачкой. Почему такую не купить по дешевке? Ты им так и скажи. — И она добавила настойчиво: — Так и скажи им.

Гейли протолкался сквозь толпу, подошел к старшему негру, открыл ему рот, посмотрел зубы, заставил его встать, выпрямиться, нагнуться и показать мускулатуру. Потом перешел к следующему и проделал то же самое с ним. Наступила очередь мальчика. Гейли ощупал ему руки, осмотрел пальцы и приказал подпрыгнуть, проверяя его силу и ловкость.

— Он без меня не продается, — заволновалась старуха. — Нас вместе надо покупать. Смотрите, хозяин, какая я крепкая! Я вам еще долго послужу.

— На плантациях-то? — сказал Гейли, смерив ее презрительным взглядом. — Как бы не так! — Он отошел в сторону, удовлетворенный осмотром, заломил шляпу набекрень, сунул руки в карманы и, попыхивая сигарой, стал ждать начала торгов.

— Ну, что вы о них скажете? — обратился к нему какой-то человек, видимо, не полагаясь на правильность собственной оценки.

— Я буду торговать тех, что помоложе, да мальчишку, — сказал Гейли и сплюнул.

— Мальчишка и старуха идут вместе.

— Еще чего! Кому нужны эти мощи? Она только даром хлеб будет есть.

— Значит, вы ее не возьмете?

— Нашли дурака! Старуха вся скрюченная, полуслепая да к тому же, кажется, из ума выжила.

— А некоторые все-таки покупают таких. С виду будто и рухлядь, а на самом деле выносливые, крепкие, — задумчиво проговорил его собеседник.

— Нет, — сказал Гейли, — мне такого добра даром не надо.

— Жалко разлучать старуху с сыном: она, кажется, души в нем не чает. Может, ее по дешевке пустят?

— Швыряйтесь деньгами, если у вас есть лишние. Мальчишку можно продать на плантации, а со старухой возиться — благодарю покорно, даже в подарок ее не приму.

— Ох и будет же она убиваться!

— Это само собой, — спокойно сказал работорговец.

На этом их разговор закончился, так как толпа загудела навстречу аукционисту, суетливому приземистому человеку, деловито пробиравшемуся на свое место. Старая негритянка охнула и обеими руками обхватила сына.

— Не отходи от матери, сынок, держись ко мне поближе, тогда нас продадут вместе.

— Я боюсь, мама, а вдруг не вместе! — сказал мальчик.

— Не может этого быть, сынок. Если нас разлучат, я умру! — вне себя от волнения проговорила старуха.

Аукционист зычным голосом попросил толпу податься назад и объявил о начале торгов. Дело пошло без заминки. Негры продавались один за другим, и по хорошим ценам, что свидетельствовало о большом спросе на этот товар. Гейли купил двоих.

— Ну-ка, юнец, — сказал аукционист, дотрагиваясь молоточком до Альберта, — встань, пройдись, покажи себя.

— Поставьте нас вместе… вместе…. Будьте так добры, сударь! — забормотала старуха, крепко уцепившись за сына.

— Убирайся! — грубо крикнул аукционист, хватая ее за руку. — Ты пойдешь напоследок. Ну, черномазый, прыгай! — И с этими словами он подтолкнул Альберта к помосту.