Хижина дяди Тома

— Увы, слишком часты! — с жаром воскликнула ее собеседница. — Я много лет жила в Кентукки и Виргинии и столько там всего насмотрелась! Представьте себе, сударыня, что ваших детей отняли у вас и продали в рабство.

— Как же можно сравнивать наши чувства и чувства негров! — сказала рукодельница, разбирая мотки шерсти, лежавшие у нее на коленях.

— Следовательно, вы их совсем не знаете, сударыня, если можете так говорить! — горячо воскликнула первая леди. — Я среди них выросла. И поверьте мне, эти люди способны чувствовать так же, как мы, если не глубже.

Ее собеседница проговорила, зевнув:

— В самом деле? — и, выглянув в иллюминатор, в виде заключения повторила: — А все-таки в неволе им лучше.

— Сам господь бог судил африканцам быть рабами и довольствоваться своим положением, — сказал сидевший неподалеку солидного вида джентльмен в черном священническом одеянии. — В Библии говорится: «Проклят будет Ханаан! Слугою слуг суждено стать ему!»

— Постойте, незнакомец! Разве этот текст надо толковать именно так? — спросил стоявший рядом с ним худой, долговязый человек.

— Разумеется! Провидение, пути коего неисповедимы, обрекло негритянскую расу на рабство много веков назад, и нам не следует восставать против этого.

— Ну что ж, если такова воля провидения, давайте торговать неграми, не стесняясь. Как вы на это смотрите, незнакомец? — обратился долговязый к Гейли, который стоял тут же, засунув руки в карманы, и внимательно прислушивался к их разговору. — Да, — продолжал долговязый. — Волю господню преступать нельзя. Негров надо продавать, обменивать, притеснять всячески. Для этого они и созданы. Такой взгляд на вещи чистый бальзам для души. Верно, незнакомец?

— Мне, по правде говоря, не приходилось над этим задумываться, — ответил Гейли. — Кто его знает! Я ученостью похвалиться не могу. Надо было как-то зарабатывать на жизнь, вот и принялся за это ремесло. А если оно нехорошее, так, придет время, я покаюсь.

— Да, теперь на душе у вас будет спокойно, — усмехнулся долговязый. — Вот видите, как полезно знать назубок Священное писание! Если б вы изучили Библию не хуже этого почтенного господина, на вашу душу давно бы снизошел мир. Сказал: «Проклят будет… этот, как его — Ханаан?» — и, глядишь, все в порядке.

Худой, долговязый человек, который был не кто иной, как скотопромышленник, знакомый читателям по кентуккийской гостинице, сел и закурил трубку, скривив губы в язвительной усмешке.

Прерванный разговор подхватил стройный молодой человек с умным, добрым лицом. Он сказал:

— В Священном писании можно прочитать не только проклятия Ханаану. Там говорится: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними».

— Да, незнакомец, таким, как вы да я, этот текст растолковывать не требуется, — поддержал его скотопромышленник Джон и, запыхтев трубкой, окутался клубами дыма, точно огнедышащий вулкан.

Молодой человек, видимо, хотел добавить еще что-то, но в эту минуту пароход остановился, и пассажиры, как водится, дружно повалили к борту посмотреть на пристань.

— Эти двое оба священники? — спросил Джон пассажира, который шел рядом с ним.

Тот утвердительно кивнул.

Лишь только с парохода спустили трап, какая-то негритянка взбежала по нему, растолкала толпу, кинулась туда, где сидела партия невольников, и со слезами, с рыданиями прильнула к груди той покупки Гейли, которая в списке аукциониста значилась как «Джон — 30 лет», а ей приходилась мужем.

Но стоит ли рассказывать их историю? Мы слишком часто, чуть ли не ежедневно, слышим о порванных сердечных узах, о беззащитных людях, загубленных ради прибылей и удобств людей сильных. Нет! Не будем говорить об этом! Такие истории доносятся до нас отовсюду — доносятся они и до слуха того, кто не глух, хотя молчание его длится долго.

Молодой священник — поборник справедливости и добра — стоял, скрестив руки на груди, и молча наблюдал за этой сценой. Потом он перевел взгляд на Гейли и проговорил глухим, срывающимся голосом:

— Друг мой, как вы можете, как вы осмеливаетесь заниматься таким ремеслом? Посмотрите на этих несчастных! Вот я еду домой, к жене и сыну, радуясь предстоящей встрече с ними, и тот же самый колокол, который возвестит мне, что минута ее приближается, навсегда разлучит этого несчастного человека с его женой. Попомните мое слово, господь взыщет с вас за такой грех!

Гейли молча отвернулся от него.

— Вот видите, — сказал Джон, трогая работорговца за локоть. — Священники не все на один покрой. Этот проклятий Ханаану не одобряет.

Гейли буркнул что-то себе под нос.

— Мало того, — продолжал скотопромышленник. — Может быть, господь бог тоже этого не одобрит, когда вам, как и всем нам, смертным, придется отдавать ему последний отчет в своих делах.

Гейли в раздумье зашагал прочь от него.