Хижина дяди Тома

— Мой папа может купить тебя, — живо сказала Ева. — А если он купит, тебе будет хорошо у нас. Я сегодня же попрошу его об этом.

— Благодарю вас, моя маленькая леди, — сказал Том.

Пароход остановился у небольшой пристани погрузить топливо. Ева, услышав голос отца, сорвалась с места и убежала. Том пошел помочь грузчикам и вскоре принялся за работу.

Ева стояла с отцом у поручней, глядя, как пароход отваливает от причала. Колесо сделало два-три поворота, и вдруг девочка потеряла равновесие от сильного толчка и, не удержавшись, упала за борт. Отец, едва сознавая, что делает, хотел броситься за ней, но стоявшие позади удержали его, так как у девочки уже был спаситель, и куда более надежный.

Падая, Ева пролетела как раз мимо Тома, стоявшего на нижней палубе. Он видел, как она ушла под воду, и кинулся за ней не раздумывая. Ему ничего не стоило продержаться на воде несколько секунд, пока девочка не всплыла на поверхность. Тогда он схватил ее и поплыл назад к пароходу. Десятки рук протянулись им навстречу. Через секунду Ева была уже в объятиях отца, и он понес ее, мокрую, бесчувственную, в дамскую каюту, обитательницы которой сразу засуетились и, казалось, делали все от них зависящее, чтобы помешать друг другу принести девочку в сознание.

На следующий день, в духоту и зной, пароход подходил к Новому Орлеану. В каютах и на палубах царила обычная суматоха. Пассажиры складывали вещи, стюарды и горничные чистили, скребли, убирали красавец пароход, готовя его к прибытию в большой город.

Наш друг Том сидел на нижней палубе и время от времени с тревогой посматривал на корму.

Он видел там Евангелину, чуть побледневшую после вчерашнего происшествия, — никаких других следов оно в ней не оставило. Возле нее, небрежно облокотившись на кипу хлопка и положив перед собой открытый бумажник, стоял высокий, стройный молодой человек. Достаточно было одного взгляда, чтобы признать в нем отца девочки. Та же благородная посадка головы, те же золотистые волосы, большие голубые глаза, только взгляд другой — не мечтательный, а житейски ясный, смелый; в уголках красиво очерченного рта то и дело мелькает горделивая, насмешливая улыбка, в каждом движении сквозит непринужденность и вместе с тем чувство собственного достоинства.

Этот молодой джентльмен насмешливо, но добродушно слушал Гейли, расхваливавшего качества своего товара, из-за которого у них шел торг.

— Словом, полный каталог всех христианских добродетелей, переплетенный в черный сафьян! — сказал отец Евы, когда Гейли умолк. — Ну хорошо, любезнейший, ближе к делу. Сколько вы за него заломите? Довольно тянуть, говорите!

— Что же, — сказал Гейли, — если назначить тысячу триста долларов, я на этом негре ничего не заработаю. Честное слово!

— Бедняга! — воскликнул молодой джентльмен, насмешливо щуря свои голубые глаза. — И все-таки я надеюсь, что вы отдадите негра за эту цену исключительно из уважения ко мне.

— Что ж! Маленькой барышне, как видно, очень хочется, чтобы вы его купили.

— Ну разумеется! Мы только на ваше бескорыстие и рассчитываем. Итак, если вы на самом деле бессребреник, говорите, сколько вам не жалко уступить, чтобы сделать одолжение маленькой барышне.

— Да вы рассудите сами! Посмотрите на него! — воскликнул работорговец. — Грудь колесом, сильный, как лошадь. А лоб какой высокий! По такому лбу сразу видно, что негр смышленый. Я уж это не первый раз замечаю. Да если б такому молодцу бог ума не дал, он и то стоил бы больших денег. А Том, ко всем своим прочим достоинствам, умнейшая голова. Поэтому и цена на него выше. Ведь он — да будет вам известно — управлял у своего хозяина имением. У него сметки на все хватит.

— Скверно, совсем скверно! Что может быть хуже умного негра? — сказал молодой джентльмен с той же насмешливой улыбкой. — Такие умники только и знают, что бегать от хозяев да заниматься конокрадством. И вообще от них, кроме неприятностей, ничего не жди. Придется вам скостить сотню-другую, принимая во внимание его ум.

— Это вы правильно говорите, но ведь он ко всему прочему и благонравный. Я вам покажу, какие у него рекомендации от хозяина. Там сказано, что другого такого смирного, набожного, богомольного негра днем с огнем не сыщешь. Он дома чуть не проповедником считался.

— Значит, его можно будет использовать и в качестве домашнего духовника? Недурно! Тем более что избытка набожности в нашем доме не наблюдается.

— Вам бы все шутить!

— Почему? Вы же сами только что сказали, что он сходил за проповедника у себя на родине! Может быть, у него есть рукоположенье высших духовных чинов? Ну хорошо, покажите, какие там у вас бумаги.

Если б работорговец не приметил лукавых искорок, игравших в больших голубых глазах джентльмена, и не понял, что в конце концов все эти шутки обернутся звонкой монетой, терпение у него давно бы лопнуло. Так или иначе, он извлек из кармана засаленный бумажник и начал озабоченно рыться в нем под насмешливым взглядом своего собеседника.