Хлеба и зрелищ

– К несчастью, наш мир несовершенен. В противном случае не было бы ни войны, ни убийств. Но войны бывают, и люди должны стоять за ту или другую из воюющих сторон. И христиане должны делать выбор, иначе от христианства останется лишь сантиментальная теория. Цивилизация вынуждена защищать себя, м-р Уэбб. Да… и христианство, которому угрожают варвары, вынуждено вести борьбу за существование.

«Я вспомнил, как во время войны он называл немцев варварами… кровожадными гуннами.

– Идеалы демократии подвергались опасности, – продолжал он. – Мы вынуждены были вмешаться в войну, чтобы защищать демократию.

«Наконец и мне удалось вставить словечко.

– Да, сэр, я это знаю, – сказал я. – Мы вмешались в войну, дабы отразить опасность, угрожавшую демократии. Но вот что меня смущает. Бог даже не заикнулся о том, чтобы мы спасали демократию. Бог сказал: «Не убий». Мне лично кажется, что бог сделал промах, высказавшись столь безапелляционно. Я думаю, что не мешает устраивать изредка хорошую резню.

«Вид у него был раздосадованный, и он выпрямился на своем стуле. Но что мне было делать, Мередит? Не мог же я лицемерить! Итак, я продолжаю:

– Мне кажется, доктор Марлоу, церковь вполне права, допуская убийство… и считая его даже похвальным, если цель его-защита демократии… Но знаете ли, у нас, в Соединенных Штатах, есть люди, которые, несомненно, вредят идеалам демократии. Многих они засадили в тюрьму за то, что те высказывали свое мнение, хотя конституция гарантирует всем американцам свободу слова. Мало того… они мошенническим путем урвали для себя то, что принадлежало нации. Благодаря хитроумным трюкам адвокатов, они обвели вокруг пальца закон, заставив его служить их целям. Как же отнесется к этому церковь, Будет ли хвалить или порицать?..

– Замолчите! – воскликнул он. – Я не могу сидеть здесь и слушать, как вы в доме божием издеваетесь над заповедями.

«Уверяю вас, он был взбешен. Я попросил его не сердиться. Несомненно, он успокоится, если я ему докажу, что мы с ним смотрим на это дело в сущности одинаково. И я стал доказывать. – Я слышал, – начал я, как вы говорили в доме божием, что немцев следует убивать, и посылали солдат на убийство. Вы это говорили перед тысячной толпой, а я говорю только одному человеку-вам.

Он встал и ледяным тоном заявил, что считает бессмысленным продолжать разговор. Мое умонастроение препятствует мне стать прихожанином его церкви, и никакой пользы церкви я принести не могу. Тем дело и кончилось.

– Что же было дальше? – спросил Мередит Купер.

– Я ушел… обескураженный. С тех пор я не пытался сделаться прихожанином какой-нибудь церкви…. Да, пожалуй, меня бы никуда не приняли.

Инцидент с доктором Марлоу не остался без последствий, хотя Майкл не упомянул о них в разговорe с Мередитом Купером… Доктор Марлоу оповестил о визите Майкла своих друзей, а те рассказали своим друзьям. Добиваясь драматического эффекта, рассказчики приукрашивали инцидент кое-какими дополнениями. Вот каким образом Майкл Уэбб прослыл ненавистником Америки, Англии, Франции и… почитателем Германии и немцев.

3

Гюс положил на стол новые колоды карт, поставил ящик с фишками и вышел посмотреть, как снаряжается в путь м-р Придделль. Предстоящая поездка привлекла внимание почти всех обитателей гостиницы, и они столпились в дверях и на веранде.

М-р Придделль повязал вокруг шеи шелковый платок, надел огромную ковбойскую шляпу и вскочил в седло. Моросил холодный дождь. М-р Придделль сидел, выпрямившись, в левой руке держал поводья, правой опирался о бедро. Молча смотрел он в туманную даль, туда, где на востоке вырисовывалась цепь холмов. Зрелище было внушительное.

– Как! Неужели вы поедете, м-р Придделль? Ведь дождь идет! – крикнул кто-то из стоявших на веранде.

– Конечно, поеду. Дождь мне не повредит. Ведь я не сахарный!

– Суровый, закаленный человек, – сказал один из зрителей, но сказал так тихо, что поклонник Рузвельта его не слышал.

– Кто-то вошел в ворота! – воскликнул м-р Придделль, поднимая затянутую в перчатку руку. К дому приближался молодой человек, с головой закутавшийся в рваное непромокаемое солдатское одеяло.

– Это Рэнни Кипп! – объявил Гюс.

Со всех сторон раздались приветствия и крики. Кричали исключительно мужчины.

– Молодчина, Рэнни! – воскликнул тощий молчаливый субъект, которого обитатели дома прозвали «Джином» [Gin – можжевеловая водка]. Казалось, мрачное его настроение рассеялось, и он замахал рукой. – Кипп заботится о своих клиентах, ему все равно-дождь ли идет, солнце ли светит. И сейчас он нам несет свое лекарство. В такой день оно придется очень кстати!

– Нет, ничего он не несет! – объявил толстяк-хозяин. Просто пришел провести с нами денек. «Джин» умолк и насторожился.

– Кто это такой? – осведомился м-р Придделль, наклоняясь к Гюсу.

– Один из соседей, прохрипел Гюс. – Молодой ученый.

– Очевидно, он пользуется популярностью, – заметил м-р Придделль, когда м-р Кипп остановился на веранде, пожимая руки столпившимся вокруг него гостям.

– Совершенно верно, согласился Гюс. – Он ее заслужил.

4