Хлоп-страна

Вася кидает докуренный до фильтра окурок в банку и встаёт. О чём это он думал до того, как его прервали? Наверняка о какой-нибудь ерунде, не стоит и вспоминать. И зачем он тут задержался? Надо подниматься наверх, к отцу, спросить, не нужно ли ему что, а когда поможет отцу, поедет в квартиру матери, – та со своим мужем уехала в отпуск, а Вася поклялся, что будет поливать цветы – да так и не полил. Сколько уже прошло? Неделя? Полторы?

Ох, Вася, Вася… Востребованный ты человек, сколько народу в тебе нуждается, сколько от тебя зависит. По-разному могла жизнь сложиться, а сложилась так, что некогда и сигарету спокойно выкурить. Можно многих за это винить, только что толку-то? Никто тебя не слушает, никто не жалеет, и деваться от такой жизни некуда. Подтянись-ка, Вася, приободрись, хватит комедию ломать. Топай по лестнице и делай, что скажут. Хотя нет, погоди. Прежде чем идти к отцу, позвони-ка в квартиру, где живёт девочка: пусть закроется на замок. Мало ли кто тут ходит, лучше уж запереться, а то потом беды не оберёшься.

Любить перемены (Пер. М. Платовой)

Когда маме исполнилось пятьдесят пять, она решила попробовать себя в роли пенсионерки. Уходить с работы она, конечно, не собирается, что за дикая идея, но она выкроила наконец время после работы и записалась на курсы английского языка. Её старшая сестра посещает тот же класс, и мама не может позволить сестре переплюнуть её хоть в чём-нибудь. На этой неделе учительница велела им перевести несколько фраз из популярных песен, поэтому мама, метя в отличницы, обращается ко мне за помощью:

– «Is there anybody out there?»

– Это же Pink Floyd из альбома «The Wall»! Пинки смотрит телесериал «Gunsmoke». Он, бедняга, отгородился стеной от окружающего мира, и вряд ли кто-нибудь сумеет прийти к нему на помощь. «Есть ли там кто-нибудь?» – его сигнал бедствия.

– Ничего себе, – говорит мама. – Давай, я пошлю тебе упражнение полностью. Похоже, я всё понимаю неправильно.

– Прекрасно, – говорю, – но я уже знаю английский язык.

– Не будь такой американкой.

Мама печатает быстро, я едва в состоянии её нагнать.

– «Love changes everything»[4] – как это перевести?

Между Санкт-Петербургом и Сан-Франциско одиннадцать часов разницы. Её девять вечера – это мои десять утра, я только что выпила кофе и открыла почтовый ящик. Мне неплохо бы заняться своими делами, но если я отложу беседу, у нас вообще не будет возможности пообщаться: мой вечер – её утро, она работает, и у неё никогда нет времени поговорить со мной, когда она на работе.

«Love changes everything», – я не вижу двух способов перевода этого предложения. Что же, по её мнению, это значит?

– Что нужно любить все перемены, которые происходят с тобой, – выдвигает мама свой вариант.

Неужели она не видит, что «love» – это подлежащее, а «changes» – сказуемое? В её версии любовь – это команда, приказ: «Любите все перемены!» Да, с таким английским ей без моей помощи далеко не продвинуться. Я много лет подбивала её учить язык, и теперь, когда она могла бы выйти на пенсию и переехать ко мне в Штаты, знание английского ей бы не помешало.

– Где в этом предложении подлежащее? – спрашиваю я, и она немедленно отстукивает ответ:

– Нет подлежащего. Это безличное предложение.

– Вряд ли, – говорю я. – В английском языке в каждом повествовательном предложении есть подлежащее.

После некоторого размышления она наконец соображает:

– «Любовь изменяет всё вокруг!» Вот это да! – совсем другой смысл.

Интересно, как с этим упражнением справилась моя тётушка, просила ли она своего сына подсказать ей из Швеции? А почему бы сёстрам не помогать друг другу? Собираются, например, за обедом, и давай практиковаться в разговоре. Или на даче: пропалывают, скажем, грядки и говорят себе по-английски – так нет же.

– Я знаю английский язык намного лучше неё, и как же разговор с ней мне поможет, скажите на милость? – поднимает мама на смех моё предложение. – Это как играть в пинг-понг с очень слабым партнёром. Позволь уж ей самой позаботиться о себе. И поверь, она бы сделала то же самое.

Мои представления об их совместной жизни там, за океаном, за время жизни в Штатах теряют отчётливость; подобные беседы быстро возвращают меня на землю: между сёстрами всё – соревнование, даже если они вместе собирают клубнику, потом обязательно взвешивают корзинки – узнать, кто больше собрал. И тёте, и маме удалось катапультировать своих детей туда, где трава зеленее; мир сузился, и теперь всё, что у них осталось, – это их перепалки друг с другом.

Маме некогда смаковать свой успех, она устремляется вперёд:

– Как перевести «Everybody’s looking for something»?[5]

– Это – Eurythmics, «Sweet Dreams». Твой вариант?

– По-моему, это значит: «Каждый следит за каждым», – предлагает она.

Это уже не перевод, это диагноз! Боюсь, я не в силах ей помочь. К сожалению, мне надо работать.

Я уже готова выйти из игры, как вдруг приходит сообщение от двоюродного брата:

– «Everybody’s looking for something». Переведи, пожалуйста.

– Ты должен это знать, – пишу я. – Ты проходил это в третьем классе!