Через мгновение под яркий свет лампочки тяжёлой шаткой походкой вышел Володя. Лицо его выглядело, не менее страшным, чем Тамарино, а по всей голой груди была размазана кровь. Сначала из-за мужниной спины перед Ниной мелькнуло Володино лицо и окровавленная грудь, потом она увидела, как поднимается вверх его рука с длинным кухонным ножом. Вламываясь в прихожую, он издал хриплый звук, похожий на рёв питекантропа, раненого и голодного, рёв, передававший эмоции задолго до возникновения речи, – Тамара громко зарыдала в своём углу, а Генка, никоим образом не готовый к нападению, отступил, и очень вовремя: Володя ещё раз шагнул, споткнулся о задравшийся линолеум и, падая, резко полоснул ножом пустоту перед собой. Вдрабадан пьяный, он всё-таки не упал, а ухитрился схватиться за угол платяного шкафа и остановился, сильно шатаясь.
– Володя! Что за бес в тебя вселился? – предостерегающе заговорила Нина своим самым жёстким «учительским» голосом.
Теперь она выдвинулась вперёд и стояла, таким образом, лицом к лицу с Володей. Она чувствовала, как Генка дрожит всем телом позади неё. Дома она всегда контролировала себя, чтобы, не дай бог, не пуститься командовать и не делать замечания. Главой семьи был Геннадий, который намного лучше справлялся с решением ежедневных бытовых заморочек, а Нине и так-то в тягость была её власть в школе, та упорная сила, что зачастую делала её реакции более жёсткими и злыми, чем хотелось бы.
Её ледяной голос был неизменно эффективен, и теперь он сделал своё дело точно так же, как срабатывал в моменты препирательств с десятиклассниками.
– Дай-ка сюда нож, ты уже достаточно натворил дел этой ночью!
Володя сделал шаг-другой навстречу и остановился; его рука ослабла, нож уже готов был полететь вниз и воткнуться ему в ногу, но тут Нина наклонилась и отняла его. Лишившись ножа, Володя потерял и равновесие и в беспамятстве свалился на Нину, топя её в запахе перегара, пота и гнилой рыбы.
Генка ринулся ей на помощь, стащил грузное тело с её плеч и прислонил Володю к стене.
– Полегче, приятель, полегче.
Но тот разом обессилел и никак не мог выпрямиться: его ноги подкашивались под весом собственного тела, а слёзы ручьём лились из глаз.
– Мама, мамочка, видела бы ты, что они делают с твоим сыном, – плакал он навзрыд.
– Будь человеком, – сказал Гена, – возьми себя в руки, – но Володя рыдал ещё сильнее, укладывая свою седую голову на плечо Геннадия.
Позволив Володе скатиться на пол по возможности мягко, Генка освободил руку и полез во внутренний карман куртки, кинул виноватый взгляд в сторону Нины, опасаясь за разоблачение своего тайника, достал раздавленный шоколадный батончик и вручил его Володе:
– Вот, возьми.
Володя взял батончик, тупо поглядел на него, ничего не соображая, всхлипнул несколько раз, тяжело вздохнул, и принялся машинально срывать обёртку.
Нина оставила мужчин и повела Тамару в ванную. Включила душ, осторожно смыла кровь с волос и лица подруги, помогла ей переодеться в длинную чистую ночную рубашку и халат, потом взяла початую бутылку водки и продезинфицировала порезы и ушибы.
Выйдя из оцепенения под твёрдой заботливой рукой Нины, Тамара расслабилась и заговорила. Она вспоминала всю длинную историю своих бед, про б
– Мне выставили уровень 0,1 по звуковой шкале, почти как у мертвеца, – повторила Тамара тарабарщину, как бы ещё раз пытаясь убедить Нину в мудрости своего выбора.
Старшие члены церкви помогали ей преодолеть боль, а заодно подбивали оставить мужа, который неприязненно относился к её увлечению саентологией. И что самое ужасное, он постоянно упрекал Тамару, что она якобы потворствовала связи дочери с женатым мужчиной, а значит, виновата и в её смерти. Мужа она бросила и тут же затеяла роман с Володей – пьяницей, но добрым человеком, которого жизнь тоже изрядно потрепала.
Тамара говорила лихорадочно, не обращая внимания на боль от разбитой губы, которую лучше было бы сейчас не беспокоить, говорила взахлёб, точно надеялась получить у Нины одобрение или, на худой конец, понимание и сочувствие. Если бы она была шестнадцатилетней школьницей, Нина посоветовала бы ей сейчас же прекратить жалеть себя и заняться домашним заданием, но что она могла сказать шестидесятилетней, которая «прошла» уже всё на свете?
– А что ты сказала про Володину внучку? Что с ней такое? – спросила Нина.