Сливки и сахар (Пер. А. Степанова)
В последний раз мама приезжала в США вскоре после начала боёв на Донбассе, а уезжать нужно было как раз через неделю после ужасных событий в Одессе. Ничто не в состоянии убедить её остаться с нами: ни мои уговоры, ни разрастание войны в нашей бывшей стране. Мы с мужем ещё спали, когда к дому подъехало такси. Мама попрощалась с нами и с детьми ещё накануне вечером и не позволила отвезти её в аэропорт. Терпеть не может быть кому-то обузой.
Аэропорт полупустой. Запинаясь и коверкая английские слова, мама проходит предполётные формальности и направляется к выходу на посадку. Ранним утром в зале ожидания открыта лишь одна кофейня. Мама берёт большую чашку кофе и внушительный кусок слоёного яблочного пирога. Буфетчик жестами показывает, что вон у той угловой стойки она может взять молока и сахара. Мама добавляет сливок и сахара в кофе и усаживается за ближайший столик дожидаться, когда пройдут полчаса до рейса в Вену, где ей предстоит пересадка на Одессу.
Она так умаялась, что не может читать, только прихлёбывает кофе и наблюдает за подходящими к угловой стойке людьми. Вот мужчина в деловом костюме берёт со стойки термос с молоком и ни с того ни с сего выливает некоторое количество молока в урну. Потом протирает все поверхности стойки салфеткой, подливает из того же термоса молока себе в чашку с кофе, снова всё протирает, пытается что-то разглядеть в узком горлышке термоса, берёт сахарницу, отсыпает немного сахара в свой кофе, перемешивает, пробует, снова вытряхивает, снова подливает молока, перемешивает, пробует и начинает всё снова. Его широкая спина нависает над стойкой, руки и всё тело выполняют сотни совершенно ненужных движений. Наконец он отрывается от термоса и оглядывает помещение с таким видом, будто только что очнулся от обморока. В смятении, словно заметая следы после совершённого убийства, он подхватывает кофе и багаж и стремительно удаляется. Подходит женщина. Она выливает половину кофе из чашки в урну и доливает до краёв молока. За ней следует худая, словно окостеневшая дама лет шестидесяти с жёлтой сумочкой через плечо с двумя бумажными стаканчиками в руках. Движения её экономные и скупые, размеренные. Дама вытаскивает из сумочки чайное ситечко, аккуратно вскрывает чайный пакетик и высыпает в ситечко небольшую часть содержимого; даёт чаю завариться и перемещает ситечко во второй стаканчик. Мама угадывает, в чём тут дело: дама попросила в кафе кипятка, за который не надо платить, а теперь, наверное, ещё воспользуется бесплатным молоком и сахаром. И действительно, как только очередной посетитель отставляет термос с молоком, она подхватывает его и щедро подливает молока в оба стаканчика. Потом добавляет сахара, попутно сунув себе в карман несколько пакетиков с сахарозаменителем, – и направляется к столику, где её ожидает подруга, стерегущая багаж.
Мама приезжает в Америку почти ежегодно в течение двух десятилетий. Её уже ничем не удивить, но она не может сдержать неприязнь к тому, что видит. Ну почему в самой богатой стране мира люди так мелочны? Она подмечает такого рода случаи и, когда я звоню ей, чтобы убедиться в её благополучном возвращении домой, перечисляет их как аргументы против моей новой родины.
Я пытаюсь что-то объяснить, но голос в телефонной трубке остаётся металлическим:
– Что видела – то видела, – отвечает она.
У нас она гостит обычно месяц-другой: убирает дом, готовит, читает Пушкина внукам, которые давно уже оставили все попытки борьбы с классиком. Всякий раз, раньше или позже, мама укладывает свои вещи и отправляется в аэропорт, чтобы вернуться домой.
– Стрельба? Да нет, всё тихо, – отвечает она на мои вопросы. – Соседка в моё отсутствие посадила у меня на балконе помидоры, так они уже мне по колено, представляешь? А в субботу мы с подругами собираемся на пляж.
Диагноз (Пер. М. Платовой)
С самого начала Филипп показался мне глупым недорослем. Звучит обидно? А что ещё можно сказать о тринадцатилетнем подростке, который не знает, какие страны воевали во Второй мировой войне и который абсолютно незнаком с правилами поведения за столом? По еврейской традиции мальчики достигают в этом возрасте совершеннолетия, и я не вижу никакого смысла потакать Филиппу и дальше – его и так достаточно баловали. Он уже взрослый человек и должен отвечать за своё поведение!
Обращаюсь к вам за советом, потому что мои попытки достучаться до Филиппа потерпели неудачу. Он настолько невежественен, что, кажется, не осознаёт, как отягощает жизнь своему отцу. Представьте, во время нашей свадьбы, когда он сидел перед полным собранием родных и друзей, ему ни разу не пришло в голову воспользоваться ножом! Сколько бы я ни напоминала ему, что в приличной компании надо прикрывать рот, когда хочешь чихнуть или кашлянуть, он пропускает мои слова мимо ушей. Мне нужна профессиональная помощь в этом вопросе; я чувствую, мои замечания на него никак не действуют.