Надо было идти домой. Снова оказавшись на улице, в холоде, Нина и Гена почувствовали, насколько устали. Инструменты, все ещё торчавшие за поясом, начали беспокоить Геннадия, и он переложил их в карманы куртки. Теперь они шли медленно, тщательно обдумывая каждый шаг на плохо освещённом, занесённом снегом пути. Ночь стала темнее и холоднее, электрические фонари, казалось, светили бледнее. В их доме горело два-три окна, и собственная квартира встретила их тёмным неприветливым ликом. Когда они поднялись по лестнице и отперли двери, в квартире было абсолютно тихо. Ни лучика света не пробивалось из-под Аниной двери. Мальчик, должно быть, ушёл, решила Нина, и не могла удержаться от следующей нелепой мысли: а вдруг Аня ушла вместе с ним!
Пытаясь не издавать звуков, Нина и Гена сняли обувь и куртки, проскользнули в свою комнату и плотно закрыли дверь, будто ничего и не произошло.
Дыра (Пер. М. Платовой)
Взрыв метана запечатал горловину угольной шахты, много шахтёров погибло, в живых осталось семнадцать человек, чудом уцелевших в подземной пазухе. Если съедать по две ложки говяжьей тушёнки и одной галете и выпивать по одному глотку водки в день, эти семнадцать могли бы продержаться шесть недель. Они надеялись, что с ними свяжутся с поверхности, но время шло, а ничего не менялось.
Через три недели в грунте, всего в нескольких шагах от их прибежища, возникла дыра. Она вела вниз, и казалось, была заполнена пригодным для дыхания воздухом, в котором ощущался едва заметный аромат шиповника. Первым «А что если…» сказал малахольный Алекс. Проведя ещё трое суток на угольном ложе, он укрепил верёвочную лестницу у края отверстия и стал спускаться вниз.
– Ого-го! – крикнул он через какое-то время. – Братва, давай сюда! – Потом верёвка ослабла, и больше от него не пришло ни звука.
Несмотря на молчание Алекса, кто-то тут же решил последовать за ним. Один на полусогнутых ногах и с трясущимися руками подобрался к дыре, трижды перекрестился, потом со словами: «За что мне такое наказание, Господи», – ступил на верёвочную лестницу.
– К чертям собачьим, – сказал другой и, как стоял, солдатиком, прыгнул вниз.
Тогда третий, разом проглотил всю свою водку, повалился на землю и кубарем скатился в дыру.
Оставшиеся шахтёры сгрудились в проходе, в растерянности бормоча.
– Беда, что у нас нет вожака, – говорили одни. – Вот Алекс, – говорили иные, – чёртов ублюдок, мог бы быть вожаком. – Кто-то предположил, что землетрясение повлияло на притяжение. Дескать, эта дыра и есть лаз на поверхность. Тогда понятно, откуда взялся воздух, сквозивший из неё.
В отсутствие вожака шахтёры разделились на две группы. Одни решили спускаться, другие – оставаться в убежище и ждать. Члены первой группы хотели разделить припасы, те, кто оставался, ничего отдавать не собирались. Пустились в рукопашную, и тех, кто хотел идти, выкинули в дыру. Два недруга провалились, крепко сцепившись. После их падения все затихли и прислушались: короткую очередь невнятных звуков кто-то сравнил со стрельбой из полуавтоматической винтовки.
– Попкорн жарят, – сострил кто-то ещё.
Один парень сказал:
– Так то шизанутый Алекс смеётся над нами.
Но парня самого посчитали ненормальным, отнесли к дыре и пустили в полёт.
– Ни пуха ни пера, – кричали ему.
А парень летел и смеялся. И затем – никаких стуков, никаких всплесков, щелчков, взрывов, выкриков или визгов – одна тишина. В свете фонарей минералы на стенках дыры искрились всеми цветами радуги. Один за другим шахтёры вернулись в свой приют и выключили лампы.
Итак, их осталось шестеро. Выпили повышенную пайку водки, уселись на краю дыры, свесили ноги. Прекрасный тёплый ветерок щекотал отросшую щетину.
– Однажды я провёл неделю у моря, – сказал один. – Здесь лучше.
– Точно, – откликнулся другой. – Ни тебе жены, ни детей, ни начальников, ни дневной нормы. Отдыхаем, братцы. А то, знаете, как бывает после смерти шахтёра? Три дня выходных, и снова в забой.
Эти шестеро были обычными трудолюбивыми мужиками. Не слишком храбрыми, не слишком трусливыми, не шибко упрямыми и не легковерными. Шахтёры во втором и даже третьем поколении, они едва знали жизнь за пределами своего горного дела. Не особо религиозные или суеверные, хотя с удовольствием отмечали дома христианские праздники и воздерживались от секса перед спуском в забой – секс, как говорится, к беде. Никаких там призраков или вампиров, инопланетян или йети – не было среди них таких, кто верил бы в волшебство, даже, если перед ними в глубине угольной шахты открывается дыра и заполняется кислородом. Одна привычка – терпеть.
– Этот Алекс, – сказал один из них, – всегда считал себя лучше других.
– Ленивый ублюдок, – сказал другой. – Нашёл выход из положения.
– Бывают такие, которым всегда хочется больше, чем у них есть, – сказал третий.
– Слыхали анекдот про парня, у которого тесть работал в той же шахте, только в другую смену, а жёны сидели дома…
Они не прыгнули. Не хотели рисковать. Они и до сих пор там, в километре от поверхности, около волшебной дыры. Только не разговаривают.