Хлоп-страна

Подошёл официант, и хотя Паскаль изучал меню добрых полчаса, он так и не определился. Райан и Келли первыми сделали заказ, а он тупо его скопировал, попросив третью порцию суши из огурцов и грибов шиитаке. Пока официант записывал чай и мисо-суп, Паскаль вспомнил, что очень проголодался, и, передумав, попросил вместо огурцов чашку гречневой лапши и салат с морскими водорослями.

– Так ты действительно счастлив, что вернулся? – спросила Келли, когда официант отошёл.

– А куда ему деваться! Я хочу сказать, что он всё вернул в своей жизни так, словно никуда и не уезжал. – Райан поднял чашку. – Поздравляю, старик!

Паскаль нехотя повторил его жест и, когда они поставили чашки на стол, неожиданно для себя выпалил:

– Знаешь, я подумываю о том, чтобы вернуться в Голландию.

– Не понял…

– Гаага – крутой город, там можно встретить людей со всех континентов, и они умеют славно повеселиться. Выходные у них начинаются в четверг вечером, бары никогда не закрываются. Представляете, в свои выходные мне удалось объездить всю Европу.

Саке радостно будоражило мысли Паскаля, и воспоминания о тоскливых ночных клубах, полупустых барах с экранами спутникового телевидения, где время от времени он смотрел бейсбол, и долгих-долгих выходных, когда он не знал, куда себя деть, быстро улетучивались из головы. И впрямь Гаага не казалась ему сейчас холодной и безликой, – здесь, в Америке, она представлялась экзотическим шикарным местом, поводом для хвастовства. Конечно, у него были кое-какие проблемы, как не быть: ну например, он никого там не понимал, даже когда говорили по-английски – ну и что? – выучил бы со временем голландский; нужды нет, что ему полгода потребовалось, чтобы найти себе работу – подумаешь! – нашёл же он её в конце концов и отработал полтора года в рекламном агентстве, и делал в точности то самое, чем занимался в Сан-Франциско. А живя с родителями, он экономил на расходах – и чего плохого, скажите на милость, что по выходным он таскался с матерью по магазинам или сопровождал сестру в лыжных походах с компанией её друзей? Всё это не так и страшно.

Вслух он произнёс:

– И знаете, я стал как-то лучше понимать родителей, и с младшей сестрой оказалось много общего: она учится в университете, и я тоже подумываю продолжить образование – я знаю теперь четыре языка, если считать армянский и русский.

– Но ты так хорошо всё устроил, чтобы снова жить здесь, в Штатах! – запротестовал Райан. – Не могу представить, что ты способен всё это бросить. Келли, скажи ему, это же сумасшествие!

– Не переживай, Паски, – сказала Келли. – Ты только что вернулся, надо начинать всё сначала, и ты растерялся – потерпи немного, заведёшь себе новых друзей, и всё будет классно!

Подошли два официанта с едой, и пока они разгружали подносы, Паскаль обнаружил, что блюда, которые он просил взамен, дали как дополнение, и он получил и лапшу, и суши.

– Я же сказал, не надо этого, – проговорил он, указывая на тарелку с суши. Официант-японец ничего не понял и хотел забрать весь поднос вместе с заказом Келли и Райана.

– Нет, нет! – Паскаль замахал руками. – Нет, я имел в виду не это… – А, чёрт, неважно, оставьте. Оставьте всё.

Официанты пожали плечами и разгрузили подносы, с трудом поместив на столе тарелки.

– Всё в порядке? – спросила Келли, когда они ушли.

Паскаль смотрел на Райана и Келли, которые сидели напротив него, касаясь друг друга плечами. Его подташнивало, и он не знал, что сказать.

Канареечный цвет (Пер. А. Степанова)

Сидя рядом с Эдиком в дешёвом баре на Манхэттене, Памела волнуется, как юная девушка на первом свидании. Они не виделись несколько лет. Высокий воротник блузки поднят и скрывает красные пятна на груди и шее, хотя Эдик при таком освещении всё равно ничего не разглядит. Бармен ставит напитки возле лежащей на стойке папки с документами о разводе. Эдик настолько нетрезв, что когда Памела зашла в бар, он её не узнал. Он слезает со стула и скрывается под стойкой, чтобы завязать шнурок. Памела украдкой бросает взгляд в зеркало за рядами бутылок и заправляет за ухо выбившуюся платиновую прядь. Неужели жить с Эдиком было действительно ужасно?

Время его не пощадило, заключает Памела, рассматривая сверху большую седую голову. Знакомая приземистая фигура, горбатый нос, низкий скошенный лоб. Похоже, с годами он стал спускаться вниз по эволюционной лестнице. Пока они жили вместе, Памела учила его, как надо одеваться. Клетчатая рубаха не подходит к клетчатым брюкам, а неоновые цвета – ядовиты, если речь идёт о еде и одежде. Теперь ему пришлось бы пройти курс обучения заново. Достаточно взглянуть на его спортивную куртку: кажется, тяга к узору в клеточку коренится в каких-то потаённых глубинах русской души. А рубашка такого же канареечного цвета, что был у машины, которую он выиграл в лотерею после их свадьбы. Машине этот цвет шёл куда больше.