Хлопоты ходжи Насреддина

— Да, конечно, разумеется, — забормотал зазывала. Вдруг Насреддин и вправду богат и купит эту или иную дорогую вещь. — Это персидские ковры, — подсказал он, меняя тон на льстиво-угодливый.

— Я вижу, не слепой. Сколько он стоит?

— Он стоит тысячу динаров.

— Сто!

— Да вы что?! — шевельнулась тюбетейка на лысой голове зазывалы. — Девятьсот, не меньше!

— Ты говоришь глупости. Ни одна тряпка не стоит таких денег. Сто пятьдесят!

— Что ты говоришь, старик? — обомлел зазывала. — Это никакая не тряпка, а превосходный ковер ручной работы! Посмотри на качество вязки, на узор.

— Э-э, сто шестьдесят!

— Восемьсот пятьдесят — и точка!

— Да ты с ума спятил, уважаемый!

— Хорошо, восемьсот. Но скажи, ходжа, зачем тебе понадобился дорогой ковер?

— Ты торговец или любопытная карга, собирающая сплетни? Сто семьдесят.

— Восемьсот двадцать! Но все же?

— Знай же, это великая тайна. Сто семьдесят пять!

— Это несерьезно. Скажи, зачем тебе ковер, и я сделаю скидку в двести динаров.

— Что? — брови Насреддина поползли вверх. — За великую тайну каких-то вшивых двести динаров.

— Триста, даю триста! Нет, даже четыреста, — все распалялся зазывала. — Пятьсот? Ну, скажи, ходжа. Я не смогу заснуть, если не узнаю, зачем такому…

— Ты хотел сказать, оборванцу?

— Нет, нет, — замахал зазывала руками. — Я хотел сказать «уважаемому человеку». Да, да, именно так!

— Хорошо, я тебе скажу по секрету. Слушай же! У моего ишака сегодня годовщина, и я решил ему преподнести дорогой подарок. Твой ковер мягок, и моему лопоухому будет очень удобно на нем спать.

— Что? — в ужасе отшатнулся от ходжи зазывала. — Ты хочешь купить ковер для ишака?

— Конечно, а что в этом особенно?

— Твой разум поразил джинн безумия, старик. Подумать только, купить прекрасный персидский ковер для какого-то ишака!

— Прости, но чем мой лопоухий хуже других ишаков, что сидят на подобных этому коврах в своих роскошных домах и обирают простой народ?

— Тьфу на тебя, — отмахнулся зазывала, поняв, что Насреддин насмехается над ним. — Связываясь с тобой, сам невольно становишься ишаком.

— Ну, тебе-то уж точно подобная участь не грозит, — усмехнулся ходжа.

— Почему?

— Устроившись на работу к грабителю Пулату, обирающему народ, ты уже уподобился ишаку. А разве можно стать кем-то дважды? Прощай!

— Ах ты, проклятый оборванец! — затряс кулаками зазывала. — Чтоб я тебя больше не видел возле этой лавки, слышишь?

— Я все прекрасно слышу, и незачем так кричать, — спокойно ответил ему ходжа, — а то, гляди, на твой зов могут сбежаться ишаки со всей округи. Впрочем, кто еще может в этой лавке что-то купить?

Ходжа развернулся и заторопился прочь, больше не слушая хриплых оскорблений зазывалы, позеленевшего от злости, что над ним в открытую насмехается полбазара. Разве до появления Насреддина кто-нибудь мог себе подобное позволить?

Побродив по торговым рядам, ходжа наконец обнаружил лавку с недорогими, но приличными халатами и приобрел один из них. Главное было сделано — теперь вновь можно, не страшась ночного холода или зимних морозов, бродить по городам и селениям. Однако, Насреддин пока не торопился покидать этот дивный уголок горной долины. Здесь у него оставалось еще немало дел.

После покупки халата у ходжи еще остались деньги, и они с Саидом накупили мяса, риса, масла, моркови и прочего — всего, что необходимо для приготовления дивного плова. Вот обрадуется Икрам, когда вернется домой голодный! И уже на обратном пути Насреддин остановился у плотно скучившихся людей вокруг одного из торговцев. Люди что-то бурно обсуждали, тыча в его товар пальцами.

— Сабля, дивная сабля! Не оставит в живых ни одного вашего врага! Купите, не пожалеете.

Голос торговца показался Насреддину очень знакомым, и он направился к нему. Заглянув поверх плеч людей, Насреддин с удивлением оглядел саблю, очень ржавую, с зазубренным лезвием и притом чуть погнутую. Торговец, подобно своему товару, тоже был не первой свежести с вымазанным сажей лицом и повязкой через левый глаз.

— И сколько же ты просишь за нее? — спросил ходжа.

— Всего три тысячи динаров!

— Да ты с ума сошел? — воскликнул Насреддин. — Но я, кажется, знаю, в чем ее сила.

— В чем же? — насторожился странный чумазый торговец.

— От ее вида все враги перемрут со смеху.

Толпа грянула дружным хохотом.

— О глупец! — прошипел торговец. — Это не простая сабля, а священная, и когда-то, давным-давно, она принадлежала зятю самого пророка, великому Али! Если эту саблю направить на врага, она удлиняется на целых семь локтей!

— Эка невидаль! — поморщился ходжа. — А вот у меня есть волшебная кочерга, которую я готов продать тебе всего за пять тысяч.

— Кочерга? — уставился торговец на ходжу. — В чем же заключаются ее волшебные свойства?

— Свойства ее в том, что когда жена направляла ее на меня, она удлинялась на целых десять локтей.

Новый взрыв хохота потряс площадь.

— Знаешь что! — разозлился торговец. — Шел бы ты продавать свою кочергу в другом месте.

— Почему? Разве это не базар или именно здесь запрещено торговать кочергами?

— Здесь торгую я!