— Ну, хватит пустых разговоров, — отмахнулся от его рассуждений Шарифбек, наплевав на неприкрытую непочтительность. — Как видишь, мне совсем плохо, и я не могу рассматривать дела. Поэтому я хотел бы, чтобы ты заменил меня на время моей болезни.
— Почтенный кази, вероятно, шутит.
— Нисколько. Ты один знаешь законы и имеешь нужный опыт, и поэтому выбор пал на тебя.
— Но я в данный момент не облечен властью судить людей.
— Я тебя обличаю. Эй, слуга! — слабым голосом позвал кази. — Подай мне бумагу, что лежит у клетки.
Слуга быстро сбегал к окну и вернулся со свитком. Кази принял бумагу из его рук и передал ходже.
— Вот, читай. Там все.
— Угу, посмотрим. — Ходжа развернул бумагу и быстро пробежал ее глазами. — Значит, вы назначаете меня судьей на время вашей болезни и не будете препятствовать мне в исполнении моего долга?
— Все так. Если ты, разумеется, будешь выносить справедливые решения.
— Простите, кази, но мы с вами по-разному воспринимаем справедливость. Что если мое решение покажется вам несправедливым?
— Тогда я вынужден буду указать тебе на это и отменить твое решение.
— Но какой же я в таком случае кази, если любой, кто пожелает, может отменять мои решения?
— Ты говори да не заговаривайся! — выкрикнул оскорбленный кази, но тут же опомнился и опять обмяк. — Я вовсе не любой, а ты меня только замещаешь. К тому же мне не придется говорить — я буду только слушать. Но ты справишься сам, я уверен.
— Хорошо, я согласен, — сдался Насреддин, поняв наконец, чего добивается Шарифбек: кази подсунет ему какие-нибудь хитрые дела, а потом обвинит в незнании законов и глупости. Но выхода у Насреддина не было. Откажись он — кази объявит его трусом и пустозвоном.
— Вот и отлично! — обрадовался кази. — Я полежу здесь, а ты суди. Ох, как мне плохо! — и он схватился за лоб, прикрыв глаза.
Но ходжа, подойдя к Шарифбеку, помахал рукой.
— Подвиньтесь, уважаемый!
— Это еще зачем? — опешил кази, распахивая глаза.
— Как же? Я замещаю вас, значит, и это место кази тоже принадлежит мне.
— Что ты себе позволяешь, старик?
— Вы отказываетесь? В таком случае я отказываюсь замешать вас. Мое место должно соответствовать высокому положению кази!
— Ну, хорошо, будь по-твоему, — недовольно проворчал кази, сползая с возвышения. — Эй, слуга! Постели мне здесь, рядом.
— И пусть принесет мне чаю, — сказал Насреддин, удобно располагаясь на возвышении, — а то этот нехороший человек не дал мне времени спокойно напиться дома.
Глаза слуги от подобной наглости начали косить.
— Чего стоишь? — прикрикнул на него Шарифбек. — Разве ты не слышал, что сказал кази Насреддин?
Слуга подхватился и унесся выполнять приказание своего господина.
— Вот это другое дело, — важно произнес ходжа, когда перед ним появились пиала и чайник. Он неторопливо нацедил себе чаю в пиалу и принялся смаковать его, цокая от удовольствия языком.
— Мог бы ты так не делать? — взмолился кази, терпение которого уже почти иссякло. Мало того, что этот нечестивец забрался выше него, а ему, достославному кази, приходится ютиться рядом с ним на курпаче, так еще тот взялся изводить его резкими звуками, от которых у Шарифбека внутри все дергалось и ныло.
— Хорошо, я не буду так делать, — согласился ходжа. — Знаете, почтенный кази, а вами быть совсем неплохо!
Кази ничего на это не ответил. Он с минуты на минуту ожидал начала первого дела.
— А скажите, кази, много ли у вас друзей?
— Много, у меня очень много друзей! — с важным видом ответил Шарифбек. — А что?
— Да вот интересно, сколько их останется, если вы перестанете быть кази. Помню, у меня…
— Ну, хватит, — устало закрыл глаза Шарифбек.
— Как скажете, — пожал плечами Насреддин и громко отхлебнул из пиалы. — А ведь мой прошлый ишак — мир праху его! — тоже был кази.
— Как так? — удивился Шарифбек.
— Очень просто: у него был к тому врожденный талант. И когда какой-нибудь кази рассматривал дела, тот, подобно ему, глубокомысленно качал головой, и никто не мог понять, кто из них кто.
— Да что ты себе позволяешь?! — в гневе вскричал оскорбленный до глубины души Шарифбек, приподнимаясь на локте.
— Не понимаю, чего вы так злитесь. Я просто решил немного развлечь вас, больного человека.
— Хватит с меня твоих пустых развлечений, — отрезал кази, надувая щеки.
— Как знаете, — опять пожал плечами Насреддин и налил себе еще чаю. — Но если вы желаете…
И вдруг двери распахнулись, и на пороге комнаты возник базарный староста Абдулла. Был он худ и высок, имел лицо с впалыми щеками и острый тонкий нос, под которым прятались узкие полоски губ, а колючий взгляд серых глаз неприятно брал за душу. За Абдуллой вошел незнакомый Насреддину бедно одетый человек. Человек этот, войдя, остановился в замешательстве у самого порога и огляделся.
— Наконец-то! — воскликнул Шарифбек, которому до ужаса надоела болтовня Насреддина. — Вот и первое дело.
— О мудрый кази! — сделал шаг вперед Абдулла, обращаясь к Шарифбеку и не удостоив даже взглядом ходжу.
— Ты перепутал, Абдулла, — покачал головой Насреддин. — Кази — это я.
Абдулла непонимающе моргнул и уставился на ходжу, потом опять на Шарифбека, лежащего подле него.