Хлопоты ходжи Насреддина

— Но как же… — пробормотал Васид, указывая на горшок, в котором находилось масло.

— Яблоко вашего раздора, то есть, масло оставьте в уплату за рассмотрение вашего столь путаного дела. Мочу можете забрать.

Шарифбек надулся, но ничего не смог возразить: Насреддину и в этот раз удалось выкрутиться.

— Это не моя моча! — воскликнул Али. — Пусть забирает он.

— И не моя! Сам забирай, — в тон ему рявкнул Васид.

— Не буду я ее забирать!

— И я не буду. Нашел дурака!

— Видите, почтеннейший Шарифбек, — сказал ходжа. — Я оказался прав. Их, вероятнее всего, облапошил тот торговец, что и немудрено.

Кази с мрачным лицом пожевал губами и вдруг рявкнул:

— Все, идите! И заберите свой кувшин. Там разберетесь, чей он.

Али пожал плечами и поднял кувшин с пола, но в него мгновенно вцепился Васид.

— Кази мне сказал!

— Нет, мне! Чего привязался?

— А я говорю: мне!

— Видите? Теперь они дерутся из-за кувшина с мочой, — усмехнулся ходжа, и Шарифбек только хлопнул себя по лбу ладонью.

— Вон отсюда, оба! — гаркнул он, и купцов в один миг вынесло в дверь. — Дурачье, — процедил сквозь зубы Шарифбек и повернулся к ходже, протягивая свою пиалу. — Налей и мне чаю!

— С превеликим удовольствием.

Ходжа взял в руки чайник, но налить не успел: в двери вломился чайханщик Сахоб.

— О кази! — Насреддин окинул его долгим взглядом и опустил чайник.

— Слушаю тебя, чайханщик Сахоб.

— Защиты и справедливости!

— Да, да, я понял тебя. Дальше, — нетерпеливо перебил его Насреддин, опуская чайник. Шарифбек заглянул в свою пустую пиалу, нахмурился, но ничего сказал и взялся вертеть в руке пиалу, пытаясь напомнить ходже о себе. Но тот, казалось, не замечал ничего вокруг.

— Вот его корова, — Сахоб схватил за рубаху бедняка, что прятался за его спиной, и вытянул его вперед себя, — взбесилась и забодала мою насмерть. Прошу наказать его как следует.

— Как его наказать, решу я, — осадил чайханщика Насреддин. — Расскажите по порядку, как было дело.

— А чего тут рассказывать? Его корова забралась на мой двор, я ее хотел прогнать, а она набросилась на мою и проколола ей рогами бок.

— Так ли все было, как говорит почтенный Сахоб? — спросил ходжа у бедняка.

— Так, но…

— Говори правду и ничего не бойся, — подбодрил его ходжа.

— Правда в том, кази, что мой сосед Сахоб убрал часть забора…

— Да, да, я решил сделать ремонт, — закивал чайханщик.

«Ну, разумеется, — подумал ходжа, — и как раз в тот момент, когда кази приспичило опорочить меня. Что-то ты еще скажешь».

— Он убрал забор, а моя корова случайно забрела в его двор. И когда я прибежал на шум, все было кончено.

— Хм-м, — потрепал бородку ходжа.

— Да что тут долго думать, ходжа? — не выдержал Шарифбек. — Дело проще простого: Сахобу нанесен ущерб, и этот босяк должен возместить его.

— Не все так просто, уважаемый Шарифбек, — не согласился с ним Насреддин. — Сахобу нанес ущерб не босяк, как вы изволили выразиться, а бестолковое животное, не имеющее понятия о чужих и своих дворах и ремонтах заборов. Какой спрос с животного? Возможно, уважаемый Сахоб даже напугал его, и оно случайно, от страха, сделало то, что сделала.

— От страха или нет, — вскипел чайханщик, сжимая кулаки, — а моя корова померла! Кто мне возместит убытки? Знал бы наперед, что так выйдет, я бы ее до смерти забил палкой, — выпалил он.

— Так ты, о несчастный, бил ее палкой? — прищурился ходжа.

— А что мне оставалось делать, если она не хотела уходить с моего двора? — прорычал Сахоб, не обращая внимания на знаки Шарифбека заткнуться. — И это вообще никакой не суд, а насмешка!

— Ах ты, гнусный живодер! Да как только твой язык повернулся оскорбить меня, кази? — прикрикнул на него ходжа. — Не хотел по-хорошему, тогда получай: тебе надлежало всего лишь позвать соседа, чтобы он прогнал свою скотину. Ты же, вместо того, чтобы поступить таким образом, взялся избивать почем зря чужое животное — оно и отплатило тебе за побои. Так чего же ты еще хочешь? К тому же ты сам признался, что едва не извел чужое имущество, за что тебе следует возместить своему соседу ущерб в размере ста динаров.

— Ста динаров?! — охнул пораженный Сахоб. — Да вы что, с ума спятили?

— И двести динаров за двойное оскорбление кази. А если не успокоишься, то я велю всыпать тебе двадцать палок по пяткам.

— Но?..

— Также в уплату за мою работу тебе надлежит внести четверть коровьей туши — треть мне и две трети справедливейшему Шарифбеку, — ходжа обернулся к кази и склонил голову, приложив ладонь к груди.

— Справедливо, — согласился с ним Шарифбек облизнувшись. — В этом я с тобой полностью согласен.

— О Шарифбек! — воскликнул, падая на колени, Сахоб.

— Все, иди! Да не забудь принести нам с кази шашлык, слышишь? Что касается этого босяка…

— Он может идти, Шарифбек, поскольку ни в чем неповинен.

— Мда! — только и сказал на это Шарифбек, которому хотелось положить в свой карман часть назначенной Насреддином суммы. — Ты можешь идти. И ходжа, налей мне, наконец, чаю!..