Хлопоты ходжи Насреддина

— Что-о-о?!! — взревел Шарифбек, и от его мощного гортанного рева Зарифу стало совсем дурно. — Подлая скотина. Уй-юй, какую змею пригрел я на своей груди. В зиндан его, — дал отмашку кази остывая. — Какой подлец… — кази уперся локтем в колено, подпер кулаком подбородок и устремил невидящий взор в потолок.

Стражники между тем схватили уже совершенно ничего не соображающего Зарифа за ноги и поволокли прочь. Тот даже не сопротивлялся.

— Видите, кази, какой страшный заговор нам с вами удалось раскрыть, — приблизился к Шарифбеку ходжа.

— А? Да, да.

— Скажите, а как мне поступить с этими деньгами?

— Деньгами? — повел глазами Шарифбек. — Оставь себе. Ты их заработал. Впрочем, нет, дай мне, — опомнился он, выхватил из пальцев Насреддина кошель и взвесив его на ладони. — Н-н, ц, ц, — пощелкал он языком. — За гроши продался, смердящая собака, этому зарвавшемуся мерзавцу Мустафе. Давно надо было покончить с ним и его шайкой.

— Мудрая мысль, о справедливейший и добрейший из всех кази, — поклонился Насреддин.

— Ты так считаешь?

— С мудростью трудно поспорить.

— Ну, ладно, иди, — судья самодовольно выставил бороду вперед, выдвинул при этом нижнюю челюсть.

— Но я хочу предостеречь вас от опрометчивого поступка, кази.

— Что такое? — мгновенно насторожился Шарифбек.

— Ни о чем не беседуйте с Зарифом. Он хитрая бестия и обязательно попытается обвести вас вокруг пальца, а у вас такое доброе сердце.

— У меня? — кази уперся взглядом в лицо ходжи.

— Конечно!

— Да. Доброе, очень доброе… но ты зря беспокоишься об этом: мне не о чем говорить с этим предателем.

— Простите мое любопытство, но как вы собираетесь поступить с ним?

— На днях его отправят в каменоломни, и там-то он уж точно присмиреет. Все, иди с миром! — повел рукой Шарифбек.

Насреддин отвесил еще один поклон и заторопился покинуть дом кази. Шарифбек же еще долгое время размышлял над случившимся. Зариф всегда был труслив и завистлив. И еще невероятно жаден. У него была и еще одна неприятная черта: он все и везде вынюхивал, всюду совал свой нос, а это опасно, очень опасно. Зариф был посвящен во многие дела судьи — так уж вышло. Но кто мог знать, чем может обернуться дело. Нет, лучше всего избавиться от Зарифа раз и навсегда, пока под ним, кази, не заколебалась почва, и он не рухнул подобно подрубленному топором лесоруба дереву…

Ходжа тем временем, обойдя дом кази, вошел на тюремный двор, где у высокого забора, обняв копье, дремал стражник. Заслышав шаги, он очнулся и заморгал гноящимися глазами, но это был лишь Насреддин, которого стражник теперь считал другом кази, и потому ему даже не пришло в голову спросить, что он тут делает.

Насреддин, убедившись в равнодушии охранника к его персоне, быстро прошел к забранному тяжелой железной решеткой колодцу и нагнулся над ним.

— Эй, Зариф! — позвал он.

— Ходжа? — встрепенулся тот, отлипая от выложенной камнем стены и входя в круг света. — Это ты?

— Я, я. Ну, как ты себя чувствуешь?

— Ты ведь знаешь, ходжа, я ни в чем не виновен, — проигнорировал вопрос Зариф.

— Знаю, конечно.

— Знаешь? — Зариф нашел в себе силы удивиться.

— Разумеется. Я еще не выжил из ума.

— Но тогда… тогда почему я здесь?

— А разве ты не заслужил этого?

— О Насреддин! — взмолился тот, протягивая к ходже руки. — Прости ради Аллаха. Разум мой помутился.

— Я заметил. Но разве это извиняет твой поступок?

— Нет мне прощения.

— Так чего же ты тогда просишь меня о нем?

— Но что же мне делать?

— Прощение нужно не просить, а заслужить. То, что ты пытался убить меня — это я еще могу тебе простить, но ты измывался над людьми, тянул из них все жилы. А вот этого я тебе никогда не прощу. Завтра или послезавтра тебя казнят. Прощай!

— Ходжа, постой! — выкрикнул Зариф.

— Что тебе?

— Хочешь, я все тебе отдам? Все, чем владею. Все, что у меня есть. Только замолви за меня словечко кази, я умоляю тебя.

— И что мне прикажешь с этим делать? Стать баем вместо тебя?

— Ты сможешь с этим стать кем угодно, подумай хорошенько!

— Имея деньги, можно стать только богатым бездельником. Хотя ты можешь сделать доброе дело, раздав все, что ты нажил слезами и потом простых людей, им обратно.

— Что?! Раздать такое богатство нищим бездельникам? Ни-ког-да!

— Дело твое. Только знай: если ты не раздашь его людям, твое имущество приберет к рукам кази. Я думаю, тебе будет приятно сознавать на том свете, что человек, отправивший тебя на казнь, завладеет всем, что у тебя было, и будет посмеиваться над тобой.

— Ну уж нет! Я не позволю ему надо мной смеяться. Смеяться буду я! Принеси мне бумагу, чернила и перо, и я — клянусь всевышним! — оставлю этого безмозглого дурака с носом.

— Если ты это сделаешь, то мне, возможно, удастся уговорить кази заменить смертную казнь на ссылку.

— Я сделаю это, клянусь! — загорелся Зариф. — Только не тяни, прошу тебя, ходжа. Шарифбек очень скор на расправы.