Хлопоты ходжи Насреддина

— Да, конечно, я помню про взаимопомощь — у меня хорошая память. Но дело вовсе не в этом: я просто не хочу с вами расставаться!

— Ох, Саид, Саид. Мне тоже тяжело расставаться с вами, с этим прекрасным селением, с людьми, наконец. Но пойми, есть еще много мест, которые мне хотелось бы посетить, а я стар, и нужно торопиться.

— Но как же мы без вас?

— Мне кажется, вы уже взрослые, и вполне обойдетесь без меня, — вскинул седые брови Насреддин.

— Я имел в виду не нас с Гульнорой, а всех людей. Ведь они только почувствовали вкус жизни. Вы подарили им свободу. Да, больше нет банды Мустафы (хотя, я думаю, что кое-кто и спасся), нет жадного бая Зарифа, нет проходимца муллы, нет скряги мираба, но они могут вернуться. А не они, так кто-нибудь другой обязательно попытается занять их место.

— Мне с вашей помощью удалось сделать главное — дать людям уверенность в том, что справедливость существует. Один человек тут бессилен. За свободу нужно бороться сообща, и когда люди поступают так, их не победить никому.

— Да, но кто-то должен вести их за собой!

— Вот ты и веди.

— Я? — Саид очумело уставился на ходжу, сидящего рядом на топчане с пиалой в руках.

— И не смотри на меня так, а лучше налей чаю, — ходжа протянул Саиду пиалу.

— Но я не смогу! — Саид поднял чайник и наполнил пиалу ходжи.

— Глупости! Ты все сможешь. Для этого всего лишь нужно думать головой и действовать сообща, как я уже говорил.

— А если… если у меня не получится? Тогда все, чего вы добились, пойдет прахом. Неужели вам нисколько не жаль вложенных сил?

— Саид, нужно верить в себя. И в людей.

— Вера — это одно. Но я не знаю, как подступиться к прохвостам.

— Ищи их слабости, играй на них.

— Слабости?

— Ну, конечно! Это вовсе не сложно. Нужно всего лишь быть наблюдательным, уметь слышать и видеть то, что другие просто не замечают.

— Вам легко говорить, — вздохнул Саид. — У вас-то есть этот дар, видеть и слышать.

— Не говори глупостей. Это никакой не дар — это умение, которое можно и нужно развивать, — устало произнес Насреддин. Он не мог придумать, как развеять пустые сомнения Саида и придать тому уверенности в себе. — Вот, к примеру, возьмем Нури.

— Возьмем! — с готовностью отозвался Саид, делая серьезное лицо.

— Какие ты заметил у него слабости?

— Слабости? — задумался Саид, задрав голову и почесав за ухом. — Он обожает деньги!

— Ну, эта слабость присуща многим. Еще?

— Не знаю. Он любит играть в кости, и очень злится, когда проигрывает, но остановиться уже не может.

— Еще?

— Я не знаю! Не мучьте меня, ходжа, прошу вас — это выше моего понимания.

— И все же. Ты много раз замечал эту слабость, но никогда не заострял на ней внимания. Просто ты многим вещам не придаешь большого значения, а в нашем деле нередко бывают важны едва заметные мелочи.

— Я это видел много раз? — переспросил Саид.

— Уверяю тебя, это так, — ходжа отхлебнул из пиалы, поставил ее и оторвал небольшой кусок от свежей лепешки, испеченной руками Гульноры. — Твоя жена хорошая хозяйка. Ее лепешки вкусны и прямо тают во рту.

Гульнора зарделась от похвалы, отвернув голову. Но Саид, казалось, не слышал всего этого. Его лоб испещрили морщины, выдававшие внутренне напряжение молодого человека.

— Еще он обожает возиться со скотиной, — вдруг воскликнул он. — Я прав? Хотя это и странно при его положении.

— Прав, но не совсем. Нури действительно имеет к этому склонность, но он питает теплые чувства вовсе не ко всей скотине…

— А к баранам! — закончил Саид с победным видом.

— Вот видишь, я оказался прав: ты знал об этом, но не придавал этому большого значения, и потому считал неважным.

— Но разве это важно, что наш сборщик налогов обожает баранов?

— Конечно! Зная склонности человека и его тягу к чему-либо, можно запросто его обыграть и даже оставить в дураках.

— Докажите!

— Саид, я думал, это сделаешь ты.

— Но как?

— На глупца обычно достаточно простоты.

— Но Нури вовсе не глупец.

— Когда дело касается страстных влечений, человек становится сущим глупцом. Думай.

— Думай, думай, — ворчливо отозвался Саид. — Вот вечно вы так!

— Не ворчи, а лучше шевели мозгами.

— Да шевелю я, шевелю, — нахмурился Саид, подперев щеку ладонью.

— Ну как? — подождав немного, спросил Насреддин.

— Ничего не выходит. Видно, не дано это мне.

— Тогда давай будем думать вместе.

— Хорошо, но все равно это пустое.

— Мы знаем, — начал размышлять вслух ходжа, проигнорировав замечание своего друга, — что Нури обожает баранов.

— Знаем.

— Он тратит на них все свое время.

— Это так.

— Он их разве что не целует в рога, а так не отходит ни на шаг: гладит их упругую, колечками, шерсть, треплет за морды, кормит едва ли не с рук. Это сродни помешательству.

— Или глупости, — выставил указательный палец Саид.

— Именно. Баранов у него почти полный загон.

— Да.

— Почти! Ты слышишь?

— И что же?

— Разве не хотелось бы Нури увеличить их количество?

— Разумеется, но для этого достаточно пойти на базар и купить баранов, столько, сколько ему нужно.

— Нури очень жаден, — не согласился с Саидом Насреддин.

— Это есть.

— И он привык все получать даром.

— Все это так, но я не понимаю, к чему вы клоните.