ХМ: За кадром (СИ)

Стараясь весь день поменьше показываться на глаза друзьям, Кэрол вернулась к обязанностям по обеспечению группы едой, ведь со вчера не ели не только отказавшиеся утром от завтрака товарищи, но и Рик с Гленом, вернувшиеся из города с Хершелом и раненым пареньком. Женщине не хотелось задумываться, кто он такой и как долго здесь пробудет, потому в многочисленные разговоры о нем она не вмешивалась, только слушая краем уха и невпопад кивая. Не бросили парня там умирать – и хорошо. Даже в нынешнее время стоило оставаться людьми, а не бросать живого человека пригвожденного к забору на съедение ходячим. Нет, Рик бы подобного никогда не допустил. Хотя, кажется, и в этом решении его не все поддерживают. Сложно, наверное, быть за все ответственным. Впрочем, сложно даже жить сейчас.

Дождавшись вечера, Кэрол пожелала всем спокойной ночи и первая ушла спать. Накрывшись одеялом едва ли не с головой, чтобы никто не увидел, что она одета для ночной прогулки, женщина тихо лежала на своей койке, прижимая к себе тряпичную куклу и дожидаясь возвращения Дейла и Андреа, тоже ночевавших в фургоне.

- Кажется, спит, - послышался шепот блондинки совсем близко.

- Хорошо. Надеюсь, что она сможет справиться со всем этим. Не так, как… - оборвал старик свою речь, после чего послышался шорох одежды.

- Как я? Нет, ты что. Кэрол очень сильная, несмотря на то, что с виду и не скажешь. Она справится. Да у нее столько дел постоянно, что и думать нет времени о случившемся. Оказывается, готовить очень тяжело, жаль, что больше нет полуфабрикатов и микроволновок, - устало зевнула Андреа, устраиваясь на своей койке.

Спустя какое-то время все звуки, кроме негромкого похрапывания Дейла, стихли, и Кэрол тихо выскользнула из фургона, по-прежнему держа в руках куклу. Оглянувшись на спящий лагерь, она быстро направилась к местному кладбищу, думая о том, что где бы их группа ни появилась, в течение месяца вслед за ними их стоянка знаменуется и свежими могилами. Подойдя к месту, где похоронили Софию, женщина остановилась, глядя на холмик земли под ногами и не веря, что там… там теперь лежит ее дочка. Какая жестокость - давать родителям возможность переживать собственных детей. Как беспощадно жизнь заставляет ее хоронить свою семью, одного за другим. За что ее так наказывает Бог? За то, что она мечтала о смерти мужа? За то, что она молилась, чтобы этот тиран избавил их с Софией от своего присутствия? За то, что она была рада, когда он умер такой страшной и жестокой смертью? За это у нее отняли дочку, вынудив невинного ребенка ответить за ее грехи?

Без сил опустившись на колени, женщина спустя минуту уже лежала на холодной земле, пытаясь то ли обнять, то ли слиться с ней, чтобы быть рядом со своей девочкой. Навсегда. Подавляя рвущие душу рыдания, она сжимала побелевшими пальцами куклу, виня себе в том, что не пришла на похороны. Что не положила игрушку рядом с дочкой. Ведь та ее так любила…

- Доченька, прости меня… Прости!

Прижимаясь щекой к царапающей кожу земле и захлебываясь рыданиями, Кэрол вспоминала о том, как она узнала о зарождающейся жизни внутри себя, о том, как привыкала к этому волшебному ощущению чего-то родного, носимого под сердцем, как впервые увидела своего ребенка, как девочка в первый раз произнесла слово «мама», как пошла, как росла, какой смелой и отважной была, несмотря ни на что. Иронией казались сейчас слова медсестры, которая провожала их до выхода из больницы, после перенесенной Софией тяжелой пневмонии с осложнениями:

- Ваша девочка молодец. Родилась в рубашке! Можете быть уверены, уж такая будет жить долго, да, детка? Ой, а ваш папа вас не встречает? Извините, я, кажется…

Смущенная молодая девушка украдкой сунула девочке леденец и скомкано попрощалась, снова сказав что-то о чрезвычайной удачливости пятилетнего ребенка, которого, действительно, еле откачали и который выздоровел в рекордные сроки. Вернувшись домой, Кэрол тогда застала мужа, как обычно, пьяным и совершенно позабывшим не только о болезни дочери, но, казалось, даже о том, что она у него есть. На протянутые к нему в приветствии ручки Софии он лишь отмахнулся, схватив жену за ворот блузки.

- Куда так выряжалась?! Дома жрать нечего, а она разгуливает! Что ребенок?! Не умер же, а я вот от голода вполне могу. Давай, поторапливайся, и заткни эту, чтоб не ревела!

Но испуганная девочка через пять минут уже улыбалась, сквозь невысохшие слезы… И так всегда. Несмотря ни на что, София всегда умела радоваться мелочам, была ласковой и послушной. А Кэрол не смогла ни подарить ей нормальной, спокойной, счастливой и любящей семьи, ни сберечь ее, ни даже быть с ней рядом в последние минуты ее жизни.