Хмель-злодей

Они «погибли смертью мучеников за святость имени от различных жесточайших и тяжких способов убиения. Женщин и девушек насиловали; овладевали женщинами на глазах их мужей, девушек и красивых женщин брали в служанки и поварихи, а иных в жены и наложницы. А многих татары увели в плен».[10]

И было убито в этом городе десять тысяч человек.

Две тысячи евреев ещё до начала штурма вышли ночью из города. Они знали, что татары, в отличие от казаков, не убивают мирных и безоружных людей. Они рассудили между собой так: «Если мы будем ждать, пока казаки и холопы ворвутся в город, они нас уничтожат или заставят — от чего храни, Господь, — изменить вере. Пойдём-ка мы лучше в стан татар и отдадимся в плен; мы знаем, что наши братья, сыны Израиля, в Константинополе и других общинах Турции очень милосердны, и они выкупят нас из плена». Так они и поступили — мужчины, женщины, дети пошли к татарам. Среди них находился знаменитый кантор с необыкновенно высоким и чистым голосом — рабби Гирш. И когда люди эти подошли к татарскому стану, кантор стал громко петь заупокойную молитву по убиенным братьям из дома Израиля, и весь народ вслед за ним разразился великим плачем.

И услышаны были их стенания на небесах, и принявшие их татары преисполнились к ним жалости и стали утешать их добрыми словами:

— Не беспокойтесь, вы не будете иметь недостатка ни в чём: ни в еде, ни в питье, есть у вас свои резники, пусть зарежут скота по вашему обычаю кошерному.

Все эти евреи, были впоследствии выкуплены из плена.

Долго раздумывал Михаил, как поступить, не лежала у него душа — идти на Полонное. Знал он, что не будет там битвы серьёзной, а только убийство безоружных. И придумал он сказаться больным. Боялся, что осудят его казаки, но они только обрадовались. Им добра еврейского от этого лишь больше достанется, без всякого риска быть убитым или раненым.

Когда Князь Иеремия Вишневецкий узнал, что на него движется большое казацкое войско, он предпочёл отступить в пределы Польши.

За ним по пятам двигалась огромная толпа казаков и холопов, уничтожая всё на своём пути. Евреи, наслышанные о зверствах казачьих, бежали, куда глаза глядят.

«И весь народ бежал с воплем. У кого была своя телега, уезжал на ней; у кого не было ни лошади, ни телеги — хоть у него и были средства, чтобы приобрести их, — не успевал это сделать, и с женой и детьми уходили пешком, оставив все добро дома. Но также и те, у кого была телега — для того, чтобы двигаться налегке, сбрасывали по дороге у придорожных корчем всю кладь — товары, книги или прочее движимое имущество. Так в эту субботу шли телеги по шляху, по три в ряд, одна вплотную к другой, беспрерывной вереницей на протяжении семи миль, а уходившим пешком не было числа. А днём евреев нагнал верховой и сказал:

— Вы очень медленно двигаетесь, казаки уже рядом.

Сейчас же наступило невероятное смятение среди евреев. Все они побросали со своих телег серебро, золото, платья, книги, подушки, перины — для того, чтобы быстрее бежать, спасая свои жизни. В поле было набросано золото, серебро, одежда, но не нашлось ни одного еврея, который подбирал бы это. Некоторые бросали все — и лошадь, и телегу со всем, что было на ней, даже жен и детей, и бежали в страхе в леса, а многие мужчины и женщины, когда наступило это смятение, побросали своих детей и спасались по лесам и оврагам».[11]

Казаки отяжелели от добра, подбираемого ими на дорогах. Но двигались дальше, продолжая опустошать города и селения.

Давид, вырвавшись со своими людьми из Полонного, решил идти в укреплённый город Нароль.

Наслышанные о зверствах казаков, десятки тысяч евреев не веря, что удастся противостоять многотысячной толпе холопов, решили бежать из этого места, к которому уже приближались восставшие. Тогда начальник польского гарнизона Лащ, у которого было не очень много войска, созвал совет. Давид сидел рядом с гаоном рабби Ашером.

Лащ — высокий, красивый поляк с мужественным лицом, первым взял слово:

— Нет доблести в том, чтобы бежать и прятаться по лесам и оврагам. Евреи имеют хоть и небольшой, но хорошо обученный и вооружённый отряд. Постоим против неприятеля и будем воевать по примеру других укреплённых городов.

— Каково твоё мнение? — повернулся к Давиду рабби Ашер.

— Я думаю, надо драться, город хорошо укреплён и имеет запасы продовольствия и оружия. Люди полны решимости защитить себя. Мы сможем долго сопротивляться.

— Мы согласны остаться, — объявил своё решение рабби Ашер.

Вскоре началась осада и, столкнувшись с яростным сопротивлением, казаки предложили потолковать о выкупе. Рабби Ашер уже готов был дать своё согласие, но Лащ воспротивился. Давида же теперь никто и не спрашивал. Через три дня осады неприятелю был нанесён значительный урон, и к Хмельницкому отправился гонец. Вскоре под стены города пришло многочисленное подкрепление.