Хмель-злодей

И вот теперь король умер, из трёх кандидатур на его место Хмельницкий был заинтересован в его брате — кардинале Казимире. Вот и надо употребить всё своё влияние, чтобы протолкнуть Казимира в свои короли. Богдан с ним поладит, он ту же политику ведёт, что и покойный брат его. Меж тем Максим Кривонос продолжал опустошать Украину, осаждать и брать селения, истреблять еврейское и польское население.

9 июня 1648 года пятнадцать тысяч холопов штурмом взяли Лубны, главный город Вишневецкого. Перерезав шляхту без разбору пола, возраста и вероисповедания, чернь наполнила её трупами рвы вокруг крепости.[9]

Не было в тот час милосердия между людьми, редкий не омочил рук своих в крови и не награбил чужого добра.

На Украине уже не осталось регулярных польских войск, способных противостоять огромной армии восставших. Лишь князь Иеремия Вишневецкий с небольшим отрядом наводил страх и ужас на мятежные селения. Узнав о разгроме Хмельницким войск Потоцкого, а также об уничтожении своей столицы города Лубны и зверском убийстве холопами всех его подданных, князь повел свои хоругви по левому берегу Днепра к Киеву. Попутно он казнил прибывших к нему посланников запорожского гетмана, не желая вести никаких переговоров с бунтовщиками.

— Огнем и мечом пройду по всему краю и не вложу саблю в ножны, пока не усмирю Украйну, — поклялся Вишневецкий, и клятву свою сдержал.

Переправившись через Днепр за Киевом, Вишневецкий, как испепеляющий грозный меч, вторгся на Полесье и Волынь, а затем и в Подолию, в свои наследственные владения. Где проходили войска «страшного» князя, там оставалась безлюдная выжженная пустошь. Села, поднявшиеся на мятеж, по его приказу сжигались, крестьян сажали на кол или распинали на крестах. В своей жестокости князь Иеремия ничуть не уступал самим повстанцам. «Жестокость за жестокость» — таково было его кредо.

Уничтожив мятежное село Погребищи, Иеремия двинулся к Немирову, своему вотчинному городу, который незадолго до этого обманом взяли казаки с помощью местных жителей и учинили зверскую расправу над евреями. Жители, опасаясь княжеской мести, закрыли ворота, но город был взят приступом, а зачинщики восстания и наиболее отличившиеся в убийствах евреев, вместе с городскими властями и православными священниками были подвергнуты самым изощренным пыткам. «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, как умирают!» — кричал князь своим воинам.

Одна жестокость всегда рождает другую — ответную.

Хотя войско Вишневецкого состояло не более чем из трёх тысяч человек, но это были закаленные в боях, имевшие великолепную воинскую выучку солдаты, беззаветно преданные своему вождю, одно имя которого наводило страх и на татар, и на казаков. В Польше князя Иеремию недолюбливали за кичливость и высокомерие, но полководческому его таланту отдавали должное даже его недруги.

Хмельницкий понимал, что, несмотря на малочисленность своих сил, Вишневецкий может стать лидером всех тех поляков, которые еще продолжают сопротивление и, если его не остановить, в короткое время его войско может увеличиться многократно. Особую опасность представляло то, что князь, обойдя Киев, зашел во фланг запорожскому войску и, пройдя Полесье, вышел в самый центр Подолии.

Слуга доложил Богдану о прибытии Кривоноса. Хмельницкий встал ему навстречу, и оба военачальника обнялись, как водится между братьями, хотя между ними были довольно сложные отношения. Кривонос формально подчинялся Хмельницкому, но имел огромные силы, позволявшие ему действовать самостоятельно.

— Ну, ты же понимаешь, что князь Иеремия, находясь в нашем тылу, имеет возможность для манёвра, поскольку с ним нет обоза. Он способен быстро появляться в самых неожиданных местах.

— Богдан испытующе смотрел на Кривоноса.

— Да, понимаю, батька.

— Кроме того, он может стать объединяющим центром для тех гарнизонов польских, которые ещё не сдались нам, и этим усилиться.

— И это понятно, — Кривонос пригладил редкие волосы на голове.

— У тебя сейчас пятьдесят тысяч человек, да по дороге ещё холопы присоединятся, и я дам тебе несколько казацких полков. Надо заставить князя Вишневецкого отступить в Польшу, если, конечно, разбить его не удастся.

Богдан знал, что очень трудно уничтожить малочисленное, но крепкое и сильное войско князя Вишневецкого.

— Сделаем батька.

— Ну, а подарком тебе будет Полонное, там ляхов две тысячи, а евреев тысяч двенадцать, да богатств немеряно.

— То добре, батька.

Богдан даже не ожидал такой покладистости от самолюбивого Кривоноса, но, видимо, здесь их интересы совпали.

До леса, где укрывались люди Давида, ехали вместе. По дороге почти не разговаривали, да и о чём было говорить. У Михаила и Давида было на уме одно: сейчас они расстанутся, каждый пойдёт своей дорогой, но опять их пути могут пересечься в бою, и они будут убивать друг друга. Но разве они враги?

— Ты куда сейчас? — нарушил молчание Михаил.

— В Полонное, туда стекаются все беженцы, — и добавил, немного погодя, — туда, думаю, и казаки направятся.

— А зачем ты всё время лезешь в самое пекло? Ну, сидел бы в лесу или у Леси на хуторе.